Детство и юность

Блаженная старица Макрина родилась в 1921 году в Малой Азии в деревне Хаджилери близ городов Магнисия и Смирна. Во святом крещении она была наречена Марией. Родители ее, Фотий и Анастасия Вассопулу, были родом из Греции, но в поисках работы переехали в Малую Азию. Это территория Византийской империи, которая была захвачена турками в XIV-XV веках. Фотий занимался торговлей, а Анастасия обучала вышивке. Они были людьми благочестивыми и добродетельными. Фотий тайно творил милостыню. Обычно ночью он оставлял наполненные продуктами корзины перед дверями домов, где жили бедные семьи. Анастасия же более любила молитвенное уединение и жила в миру как монахиня. У них родилось четверо детей, но двое старших умерли в младенчестве.

Рождение Марии совпало с Малоазийской катастрофой. После поражения Греции во Второй греко-турецкой войне 1919-1922 годов в Турции начался геноцид греков. В конце концов был заключен договор об обмене населением между Грецией и Турцией. Три тысячелетия жившие в Малой Азии греки вынуждены были оставлять родные места. Так с шестимесячного возраста будущая старица стала беженкой. Всю жизнь блаженную «странницу на земле сей» сопровождали многоразличные скорби.

Переселение проходило в крайне тяжелых условиях. С собой разрешали брать только то, что можно унести в руках. Семья Вассопулу едва смогла сесть на корабль. Грудной младенец создавал большие затруднения для родителей.

Многие уговаривали Анастасию бросить ребенка в море, чтобы спастись самой. Но с Божией помощью беженцы, среди которых было семейство Вассопулу, добрались до Греции. После ряда переездов они остановились в беженском районе Новая Иония близ города Волос.

Когда Марии было всего семь лет, Господь призвал ее к монашеству дивным образом. Однажды она вместе со сверстниками играла в пустынном месте. Вдруг девочка задумалась и спросила детей: «Как бы достать до Бога?» Никто из детей не дал ответа. И тогда Мария по-детски предложила поставить один на другой много столов и стульев, чтобы достать до Бога. И от радости, что найдено решение, все стали петь «Господи, помилуй».

Мария пришла в необыкновенное умиление и услышала некий внутренний голос, призывавший ее к монашеству. Она тогда еще не слышала даже таких слов «монашество», «монахи». От переполнявших ее чувств девочка заплакала, побежала домой и в слезах упала перед домашними иконами. На расспросы матери, что с ней случилось, Мария сквозь всхлипывания отвечала, что хочет быть монахиней.

Вечером Фотий, придя домой, был удивлен тем, что его не встречает любимая дочка, которая обычно подавала уставшему после работы отцу тапочки. Узнав от жены, что произошло, он позвал Марию. Девочка и отцу сказала, что хочет быть монахиней. Фотий трижды спрашивал дочь, что такое «монахиня», но та только пожимала плечиками. Уразумев, что это был зов Божий, Фотий серьезно, как будто перед ним не семилетняя девочка, а взрослый человек, благословил ее: «Желаю тебе стать хорошей монашенкой, дитя мое».

Мария со своим братом Георгием, который родился спустя пять лет после переселения, воспитывались в вере и благочестии – как примером своих родителей, так и их боголюбивыми наставлениями. Будучи уже старицей, блаженная вспоминала мудрые слова своего отца: «Дитя мое, если кто-нибудь сделает тебе самое большое зло, ты сделай ему самое большое добро. Так поселится любовь в твоем сердце, и ты приобретешь добро от Бога». И Мария с детских пор, когда ее обижали, старалась отвечать любовью.

Но недолго продолжались радостные и беззаботные дни ее детства. «Те годы, – вспоминала старица, – предназначались, чтобы о них тосковать со слезами позднее. Я потеряла теплоту семейного очага и навсегда лишилась нежных объятий моих родителей».

Когда Марии исполнилось восемь лет, Ангел Божий возвестил ее отцу: «Фотий! В Чистый Понедельник в четыре часа я приду взять тебя, а ровно через год – твою жену. Твоих же детей покроет благодать Божия и защитит великая десница Его». Так и случилось. За восемь дней до своего преставления Фотий известил Анастасию о своей предстоящей кончине и об её исходе годом позже. Весь в слезах, он старался утешить супругу рассказом о том, что по божественному обещанию о детях их будет особое Божие попечение. Действительно, Фотий мирно скончался в Чистый Понедельник 1929 года в четыре часа, и ровно через год в Чистый Понедельник 1930 года в четыре часа отошла ко Господу и супруга его Анастасия. Так Мария в возрасте девяти лет осталась одна со своим братом Георгием, малышом четырех лет.

Велика была скорбь детей, лишившихся заботы и нежности своих родителей. Позднее старица рассказывала, что первое время после кончины матери она очень часто ходила на простенькую могилку родителей и своими ручками по-детски раскапывала землю, думая найти их там.

Наступили полные жестокости и горечи годы сиротства. Блаженная вспоминала, что порой они не имели даже куска хлеба, и голодная смерть стояла перед их глазами.

Соседи помогали двум сиротам, сколько могли и сколько позволяла нужда их собственных семей. Иногда брат с сестрой, хранимые Божественным промыслом, находили во дворе своего дома корзину с едой. Они подстерегали у окна, но им не удавалось увидеть того, кто им помогает.

Знакомые и соседи, бывало, ласкали сиротку, и маленькая Мария отзывалась на их ласку, но когда ей пытались заплести волосы с красивой ленточкой, она вытаскивала ее и решительно заявляла: «Не хочу этого! Я буду монахиней!»

После смерти родителей Мария заняла место матери в воспитании четырехлетнего Георгия. Вместе с братом они жили в доме для беженцев. В том же доме жила и их незамужняя тетя. Позднее герондисса рассказывала: «У меня была тетя, которая была очень нервная. Она таскала меня за волосы и била, но я не говорила ничего, потому что имела к ней почтение. Я не хотела перечить ей, бороться с ней, так как была сиротой, а она была для меня старшей. ...Так меня учили отец и мать с малых лет».

Но тетя имела еще и злой обычай ругаться. Она часто говорила бранные слова с упоминанием нечистой силы. Во всем другом девочка не противоречила тете и с великой выдержкой, истинной любовью и почтением терпела от нее побои и прочие выходки. Но если тетя начинала богохульствовать, Мария не брала от нее пищи и оставалась голодной до тех пор, пока та не прекращала нечестиво ругаться. Так умудряемая Богом Мария мало-помалу добилась обращения тети на путь благочестия. Впоследствии, незадолго до своей кончины, тетя стараниями своей племянницы, ставшей герондиссой, исповедовалась и причастилась.

В голодные годы первой задачей было выжить. Поэтому, едва Марии исполнилось 9 лет, тетя стала устраивать ее на работу прислугой в дома богатых семей. Трудилась Мария и в мастерской, где колола миндальные орехи. Часто камнем, которым раскалывала их, она разбивала в кровь свои детские пальчики.

Как-то, в возрасте около одиннадцати лет, опять работая служанкой, она делала уборку в доме одной состоятельной госпожи. Двое мужчин пришли к хозяйке и беседовали с ней в гостиной. Мария из соседней комнаты услышала, как госпожа спрашивает гостей, сколько они дадут ей денег, если она продаст им свою маленькую помощницу? Девочка поняла их ужасное намерение, быстро открыла окно, выпрыгнула на дорогу и, плача, побежала домой. Так промысел Божий спас ее от грозящей опасности.

С детства Мария любила Богородицу и все свое упование возлагала на Нее. С тех пор как она потеряла обоих родителей, Панагия была для неё как мама и

Ей она открывала все свои стремления и трудности.

Через чудесное явление Богородицы Господь призвал Марию еще раз к монашеской жизни. Впоследствии старица так рассказывала об этом сестрам:

«Как-то видела я сон. Он был как видение. Я находилась в некоем саду. Как виноградник, что напротив. Это было очень красивое место, все покрытое зеленью. И там была одетая в черное женщина с ребеночком лет трех. Она отпустила ребеночка и он бегал среди зелени, от холмика к холмику. И тут она зовет меня и говорит: «Мария, подойди ко мне поближе». Я пошла к ней, и она опять обратилась ко мне: «Сможешь ли ты поймать этого ребеночка?» «Смогу», – отвечаю я ей. «Если сможешь, увидишь, что я тебе дам». Начала я бегать. Вспотела, пока поймала ребеночка. Когда же поймала его, то крепко сжала в объятиях и сказала: «Скажи мне, как сладок Христос?» Он сложил ручки и дунул мне в уста. И с этим дуновением ко мне пришла такая сладость, как будто я ела ароматный лукум всего мира, как бы из цветов роз. В уста мои вошел мед Благодати. Тогда женщина (у нее было два кольца), надела одно мне, а другое – ребеночку. И тотчас я проснулась.

Проснулась я без кольца, но ощущала, как будто у меня сняли с руки кольцо, которое я носила годами. Такое ощущение у меня было. После этого сна я ничего не хотела есть. Меня звала тетя: «Иди сюда, я тебе приготовила поесть». А я ничего – ни есть, ни пить не хотела, чтобы не потерять тот вкус. Я ощущала его очень долгое время: полтора – два года! Я не ела ни варенья, ни лукума, ни сахара в чай не клала, ничего сладкого, чтобы не потерять этот небесный вкус. Потом я сказала себе: «Буду монахиней!»

Тогда Мария не имела духовника и поэтому до конца не доверяла неземным явлениям, не доверяла себе. А когда пришел ее первый духовник, она рассказала ему об этом и он ответил: «Это призвание Божие, дитя мое, тебе нужно быть монахиней». С того времени она стала носить синий халатик, платочек на голове и жить как монахиня.

Духовника Господь даровал Марии при следующих обстоятельствах. Как-то раз, будучи снова вынужденной работать служанкой, Мария пыталась разжечь огонь в казане, чтобы согреть воды и постирать вещи. Ей это никак не удавалось, огонь постоянно гас. В том доме гостил один иеромонах. Он, увидев это, подошел, трижды перекрестил очаг с именем Святой Троицы и предложил ей с верою дунуть на тлеющие дрова. Огонь тотчас зажегся. Так Мария познакомилась со своим первым духовником.

Это был отец Ефрем Караянис из братства великого Афонского Старца Иосифа Исихаста. Отец Ефрем в то время служил приходским священником в храме святого нового мученика Апостолоса в Волосе. Он распространял исихастскую святоотеческую традицию в приходе, учил умной молитве и способствовал знакомству многих жителей тех мест со Святой Горой и Старцем Иосифом Исихастом. Среди них была и Мария. Так Божественный промысел еще раз чудесным образом открыл ей должное направление духовного пути.

Под руководством своего духовного отца Мария подвизалась в стяжании непрестанной молитвы. И вот однажды утром, по дороге на работу, перед ней встал дьявол и сказал: «Ох и задам я тебе, если не удержишь то, что имеешь». С тех пор она еще усерднее следила, чтобы не оставлять Иисусову молитву. А когда у нее не было с собой четок, Мария перебирала пальчиками край одежды и в тех местах она протиралась.

Благодать Божия, сохранявшая маленькую Марию, вскоре поставила ее в более благоприятную среду. Сердобольные люди из беженского поселения помогли ей устроиться на табачную фабрику Мацагу в Волосе. Марии тогда было около двенадцати лет. Для того чтобы ее приняли на работу, фабричному начальству сказали, что ей уже тринадцать.

Директор фабрики Апостолос Сомоглу и его супруга Магдалина были благочестивыми людьми, часто ходили в церковь. Они, так же как и Мария, были духовными чадами отца Ефрема.

Однажды директор назначил ее на участок, где раскладывали по пачкам сигары. Совмещать такую работу с непрестанной внутренней Иисусовой молитвой, в которой упражнялась Мария, было невозможно. Герондисса рассказывала, что с детской простотой и крепкой верой она попросила: «Я, Христе мой, буду Тебе говорить молитву, а Ты считай мне сигары». Тогда Мария стала, не считая, брать сигары своей маленькой ладонью. И – чудо – каждый раз их оказывалось точное число. Она стала выполнять свою работу в несколько раз быстрее других. Директор устраивал ей проверки, но никогда не находил просчетов в приготовленных ею пачках. Ей предлагали повышение зарплаты, но она предпочла раздавать набранные ею сверх нормы пачки другим работницам цеха.

Мария была скромна и молчалива, отличалась благородством в поведении. По свидетельству работавших с ней людей, от непрестанной молитвы лицо ее сияло, а уста благоухали.

На первые деньги, которые она получила в качестве зарплаты на фабрике, она позаботилась заказать Сорокоуст об упокоении души своих родителей.

Надо заметить, что это не совсем то, что называют сейчас в России Сорокоустом. В то время в Греции, как и у нас в древности, Сорокоустом называли не простое поминовение имени на сорока общих Литургиях, а отдельное служение сорока Литургий только за того, о ком заказан Сорокоуст. Отслужить его взялся ее духовник. Мария ежедневно посещала эти службы. С трех часов утра она собиралась и почти час шла пешком до церкви святого мученика Апостолоса. После Божественной Литургии она сразу отправлялась на работу. В продолжение Сорокоуста она и дома особо молилась об упокоении родителей.

Наступил день сороковой Божественной Литургии. Незадолго перед пробуждением, между сном и бодрствованием, она увидела, что находится в одном прекрасном месте. Там были деревья в полном цвету, похожие на цветущий весной миндаль. И услышала Мария в уме своем, что это место принадлежит ее родителям. Она стала звать их и, когда они явились, спросила, упокоены ли они. Те с благодарностью ответили: «Там, где мы были, было хорошо, а сейчас еще лучше».

Утром она приготовилась и пошла на последнюю Божественную Литургию Сорокоуста. Когда прозвучал отпуст и духовник дал ей антидор, он попросил ее немного задержаться для беседы. Отец Ефрем спросил, как она чувствует в своей молитве родителей. Прежде чем Мария успела ответить, батюшка сам рассказал, что видел их прошедшей ночью. И видел он их точно так, как их видела Мария. Позднее, будучи герондиссой, она всегда советовала людям совершать Сорокоусты. «Они приносят большую пользу не только усопшим, но и дают подкрепление в различных затруднениях земной жизни», – говорила старица.

Пока продолжалось трудное время общей нищеты, Мария с братом постоянно бедствовали. Около 1935 года для того, чтобы спасти Георгия от голода, она решила отправить его к дяде в Фессалоники. Сама же она, чтобы не обременять дядю, вернулась в Волос. Несмотря на собственную бедность, Мария продолжала постоянно заботиться о брате и во всем ему помогать.

Итак, она осталась совсем одна с единственной надеждой на предстательство Христа и Богородицы. И милость Божия не оставила ее. Бог послал богатого благочестивого человека, который очень поддерживал и ее, и брата. Он помог в обучении Георгия бухгалтерии и иностранным языкам, а после учебы нашел ему работу в королевском дворце. Как рассказывала позже герондисса, благодатию Божией они с братом узнали много хороших людей, которые помогали им и оказывали такую любовь, как будто они были их родителями. Так исполнились последние слова отца Марии об особой помощи свыше его осиротевшим детям.

В это же время Мария познакомилась с Викторией Мораитис, будущей старицей Феофанией, сын которой Яннакис стал впоследствии старцем Ефремом Филофейским. Виктория была человеком высокой духовной жизни. Она сыграла важную роль в жизни герондиссы. У них был общий духовный отец, который часто говорил своим чадам: «Вы все вместе взятые не стоите одной Виктории».

Виктории в свое время тоже довелось познать сиротскую долю. Она помогала девочке не только советом, но заботилась и о материальных нуждах сироты. Когда Мария возвращалась с работы, то часто заходила к Виктории. Она давала Марии продукты, а в тот день, когда та не появлялась, Виктория посылала еду с маленьким Яннакисом.

Старец так вспоминал об этом: «С тех пор как герондисса работала у Мацанго, когда шла на работу, каждый день она проходила перед нашим домом. У них были такие отношения с моей мамой, что не описать. Они имели большую любовь между собой...»

Мария часто ходила к Виктории для совместной молитвы. «Эти святые души, – рассказывал старец Ефрем, – вместе молились на кухне нашего дома, стоя на коленях весь вечер, проливая много слез и совершая множество земных поклонов. Их святой пример многому меня научил».

Герондисса всю жизнь питала великое почтение и благоговение к Виктории и относилась к ней как к своей старице. Она говорила, что Виктория, живя в миру, совершала подвиги пустынников.

С будущим старцем Ефремом Мораитисом Мария очень сблизилась перед его уходом на Святую Гору к Старцу Иосифу Исихасту. Впоследствии она так вспоминала об этом: «В то время мы постоянно были вместе со старцем. Когда он желал исихии, чтобы подвизаться в умной молитве, он приходил ко мне. Сидел в комнате и молился. Я за крывала двери и уходила. Иногда шла на свою работу, а иногда -на рынок за покупками. Где мне было знать, что Янна— кис, который остался в моем доме, будет моим старцем спустя столько лет!»

Среди духовных чад отца Ефрема Караяниса образовалась группа добродетельных девушек, которые жили как монахини в миру. Среди них, конечно же, была и Мария, которая, живя и трудясь в миру, ревностно предавалась подвижничеству.

Она неопустительно посещала Божественные Службы. Особенно любила бдения, поклоны, умную молитву, поучение в Священном Писании и в творениях Святых Отцов. Очень почитала святых. Всё это составляло радость ее юной души. Такой же труд по Богу имели и ее духовные сестры. После Божественной Литургии они брали антидор и шли со службы совершенно без разговоров между собой, для того, чтобы не потерять внутренней молитвы и Благодати Божией.

Старица впоследствии вспоминала о тех годах: «В ту эпоху была многая благодать Божия. Она шествовала посреди дороги, и кто хотел, находил ее. Через простоту и молитву принимали благодать Божию. Тогда была простота, а грех не был так распространен, как сейчас. Каждый человек имел большую веру и совершал подвиги... Поэтому и благодать Божия помогала им. Жили необходимым, ничего лишнего не имея. Не было этих излишеств, как сейчас, и поэтому имели большое самоотвержение. Цель жизни была – поработать Богу, послужить Богу. Не было строительной мании, какая у нас сейчас.

Помню, раньше какими мы были! Тогда в нашей жизни Бог был очень живым! Нам казалось, что мы сможем взять Его за руку. Я даже говорила, что если мы протянем руку, то сможем прикоснуться к Нему.

Ропот? Даже в мыслях не было! Только о Боге помышляли: как увидим Его и святых Ангелов, как прекрасен рай.

Только небесное, ничего земного. Такая была жизнь! ...Маленькие дети собирались и учились умной молитве... Мы не обращали внимания ни на снег, ни на дождь, ни на ветер. А теперь видим дождь и боимся. А мы одевали на голову покрывальце и шли в ночи. ...В три часа ночи. Час ходьбы, чтобы добраться. Слушали Божественную Литургию и причащались. Мы твердили «Иисусову», «Господи, Иисусе Христе, помилуй нас», а священник совершал проскомидию. Мы слышали: «Искупил ны еси...», потом отец Ефрем возглашал: «Копием ребра Его прободе, и абие изыде кровь и вода». Что это было! Слезы умиления, которые лили все! Исихия! Мы же тихо: «Господи, Иисусе Христе, помилуй нас»... Уходили мы все измененными. Мы шли за покупками в магазин, а люди недоумевали: «Почему они так пахнут? Ладан, что ли, у них и поэтому благоухают?» Постоянно в церкви! Все по часам, по часам на руке, все по минутам. Десять минут еда, десять минут отдыха, все с точностью. Вечерня? Все девушки собирались. Мы работали, а вечером все собирались на вечерню. Какие бы неотложные дела у нас не были, мы шли на вечерню. Каждый вечер, полчаса – сорок пять минут, мы идем, чтобы попасть на вечерню. Священник делал приготовления, пел вечерню, Богородичный канон, и потом мы уходили.

...Сегодня у нас все под носом, вот тебе и церковь, вот тебе и Литургия, а мы боимся мороза, всего боимся! Благодать Божия тогда ходила посреди дороги, ее хватали, Благодать Божию...»

Особое внимание обращала Мария на послушание. Став герондиссой, она постоянно наставляла сестер в этой добродетели. Вспоминала и свой опыт в миру. «В те времена, когда жила в миру, хотя я грешная и недостойная, но старалась хранить послушание как в монастыре.

Во всем полагалась на своего старца и на старицу.

...Жила постоянно как в монастыре. И какой бы ко мне не обращался человек, я оказывала послушание: «Буди благословенно». «Сделай». – «Буди благословенно». Я не прекословила, но старательно хранила послушание. Говорила себе: «Сейчас я как бы в киновии, это все насельники монастыря и нужно оказывать послушание этим людям».

Подвижнический настрой девушек хорошо отражает и такое краткое воспоминание герондиссы: «В те времена после повечерия мы не пили воды. Если выпьем, говорили «Помилуй мя, Боже».

Какие сардины, какие скумбрии?.. Воды не пили. То, что слышали о духовном, выполняли на деле. Если съели больше положенного, говорили себе: «Не будем пить воды». Из дома шли до церкви, совсем не разговаривая. Творили

«Иисусову» и так шли! Шли домой, а как будто не уходили из церкви. Какое незабываемое время!»

Как-то молодые подвижницы были на престольном празднике в храме святого мученика Апостолоса. Там было большое стечение паломников не только из окрестных селений, но и со всех концов Греции. Был там и некий подвижник, который среди всего людского множества выделил Марию. Он, подозвав, побеседовал с ней и дал ей три заповеди: непрестанно творить Иисусову молитву; выйдя из дому, не смотреть по сторонам, а только в землю; всегда подавать милостыню, даже если сама будет в нужде. Боголюбивая Мария всегда старалась исполнять их.

Однажды, когда будущей старице было девятнадцать лет, она и еще шесть духовных сестер сразу после Божественной Литургии пошли в часовню святителя Николая по благочестивому греческому обычаю возжечь там лампадки. Они в тот день кроме антидора ничего еще не ели. По дороге, проголодавшись, Мария с простотой сказала: «Как хорошо бы нам иметь по ломтику хлеба и смоковке». Придя в часовню, они стали с песнопениями возжигать лампадки. Мария увидела какой-то сверточек и сказала: «Девчата, святой Николай нам что-то послал. Не знаю что, но это подарок святого Николая». Она развернула сверток и показала удивленным сестрам семь кусочков теплого хлеба и семь смокв.

Через полмесяца Мария снова пошла в эту часовню и увидела, что на Распятии из тернового венца и из раны в ребрах Христа стекают капельки крови, смешанные с водой. Собрав их ваткой, она принесла показать это духовнику. Отец Ефрем сказал, что это знамение грядущей войны. Шел октябрь 1940 года. Через несколько дней фашистская Италия, а затем и Германия напали на Грецию.

Время оккупации

Сначала греческие войска успешно противостояли итальянской агрессии. Однако при содействии германских войск, пришедших на помощь терпящей поражение Италии, Греция все же была оккупирована.

Во время оккупации перемещение вечером запрещалось. Позднее блаженная рассказывала: «Если тебя увидят в семь часов вечера вне дома, убьют. Однажды я была в доме, где жил наш духовник, и вдруг он говорит мне:

— Ох, как нехорошо получилось, дитя мое! Я совсем забыл, что у меня в 6:30 назначена встреча с одним господином. Совсем вылетело из головы. Выходит, что я его обманул! Что же делать? Человек будет ждать... Что же делать?

Я говорю:

— Благослови, Старче, меня пойти!

Он мне с тревогой:

— Как ты пойдешь? Знаешь, как это далеко? Как ты пойдешь?

А я ему:

— Благослови меня послужить тебе ради любви Христовой.

Он благословил меня крестным знамением и сказал:

— Смотри, следи по часам на руке, дитя мое, не задерживайся. Я умру, если с тобой что-то случится по дороге.

Меня бы точно убили, ничего не спросив, если бы я не успела.

И вот я пошла. Поверите ли вы, что я за десять минут обернулась, тогда как расстояние было на полчаса ходьбы? Когда я шла, мне казалось, что я не касалась земли, и что две руки поддерживали меня и я неслась по дороге. Я бежала, не задыхаясь. На одном дыхании. Как будто ураган подхватил и направил тебя. Так я это ощущала. Когда я вернулась, отец Ефрем очень обрадовался:

— Господи, помилуй! За десять минут справилась! Слава тебе, Боже!

У меня было в распоряжении еще три минуты до начала комендантского часа, и я сказала:

— Старче, а сейчас благослови меня пойти домой.

— Куда ты пойдешь, дитя мое, вскоре будет запрещено выходить, куда ты пойдешь так далеко?

— Благослови меня и домой дойти.

Как только он меня благословил, у меня как крылья выросли. Едва я вошла в дом и закрыла комнату, как услышала пулеметные очереди – косят. Вот какова Благодать Божия!»

Несмотря на опасности, связанные с оккупационным режимом, Мария продолжала посещать церковные службы. Даже трудясь по девять-десять часов, она ежедневно поднималась в три часа ночи и около часа пешком шла в церковь на утреню. Один раз, когда она шла на службу, ее остановил немец и хотел схватить ее. Но Мария подняла руку, трижды совершая на себе знамение Честного Креста, и немец, увидев это, отпустил ее.

Время оккупации было мученическим. С осени 1941 года люди умирали от голода. Были дни, когда Мария не имела даже куска хлеба. Она была так истощена, что говорила Христу: «Если есть Твоя воля, возьми меня, пусть я умру». За ее домиком было немного травки, которую она ежедневно собирала и ела. А на следующий день на этом месте чудесным образом вырастала другая трава, такая же большая. Так Мария питалась более полугода. Мало того, она еще носила эту траву к одной больной туберкулезом девочке, за которой ухаживала, сама едва живая.

Свою нужду она скрывала от других, но от голода на лице ее появился пух, а от бессилия она дошла до того, что ползала, так как ей трудно было утром встать и ходить. Узнав про это, отец Ефрем на проповеди попросил молящихся сообща помочь сироте: «Сколько имеете хлеба, от куска своего немного отрежьте и киньте Машеньке; она откроет окно, а вы кидайте кусочки в дом, чтобы ей не умереть». Мария стала держать открытым окно, а люди, кто сколько мог, стали кидать в него кусочки хлеба. Так она начала немного приходить в себя.

Как-то нужда заставила Марию с двумя другими девушками пойти в отдаленную местность, в 3агору, к знакомым ее почившего отца, попросить хоть немного еды. Она думала отблагодарить их старыми отцовскими часами. С душевной болью она решилась на это. Часы эти были последней вещью, которая оставалась на память от отца. «Как только мы туда добрались, – вспоминала старица, – и они увидели меня, то начали плакать: «Вон идет Машенька. Да она вот-вот умрет». Я была как скелет». Вечером, когда была закончена выпечка хлеба, Мария настолько оголодала, что съела целую буханку. Утром, перед отправлением, семья собрала Марии небольшой мешок картошки и маленький сосуд с маслом. Однако для нее это было такой тяжестью, что она не могла подняться с нею в гору до прямой дороги. Поэтому вынуждены были послать детей помочь ей.

На дороге была итальянская стража. Завидев ее, девушки сразу прятались в скалах и молились: «Стена еси девам, Богородице Дево».

Время уже перевалило за полночь. Заступничеством Пречистой, итальянцы, даже увидев их, жалели и сами помогали нести груз. Мария после шести часов изнурительного путешествия, уже приближаясь к дому, упала в обморок от изнеможения. Когда через час она пришла в себя, то увидела, что с таким трудом принесенные продукты пропали. Их кто-то взял, пока она была в беспамятстве. Но Мария сказала себе, что люди, которые взяли еду, были очень голодны и нуждались больше чем, она.

После этого случая она тяжело заболела, пошла к врачу, который установил, что у нее плеврит. К тому же вся спина ее была черной от ушиба при падении в обморок. Врач посоветовал Марии приложить компресс из горячих отрубей. Но она была не в состоянии их купить, а потому нагрела черепицу и положила ее себе на спину.

Лежа в темноте, она молилась Богородице, ожидая своей кончины. Внезапно комната ее осветилась, и она увидела, что к ней приближается монахиня в схиме с красным крестом. Монахиня спросила ее с великой любовью: «Что, неможется?..» Мария ответила, что ей плохо и посетовала на потерю еды. «Вот, сходила в Загору, – сказала она, – а теперь у меня ничего нет... Пусть я умру... Мне и дверь-то открыть некому. Никого у меня нет». Монахиня же утешила ее: «Не расстраивайся, будешь здорова, я тебя сделаю здоровой». «Я тогда не задалась вопросом, кто бы это был, – вспоминала об этом старица, – и вот она взяла одеяльце и укрыла меня, сделав как бы воронку. Именно так. Перекрестила она мой бок и сказала: «Ну-ка... У тебя ничего нет. Ты здорова». И сразу у меня все прошло, а чувство голода чудесным образом исчезло.

Утром ее навестила двоюродная сестра, которая жила напротив, и спросила, что за свет был в ее окне весь вечер. Мария, однако, не открыла, что произошло.

На следующий день она снова пошла к врачу. Тот отчитал ее, что она так быстро опять пришла, но все же сделал осмотр. Велико же было изумление врача, когда он обнаружил, что у Марии не только прошел жар, но и спина не имела ни малейшего следа от ушиба. Она была совершенно здорова. Мария задумалась, что же за монахиня ее исцелила и получила сердечное извещение, что это была святая Параскева. «Я с юности возлюбила святую Параскеву», – говорила впоследствии старица.

Как-то в Великую Четыредесятницу Мария очень бедствовала. У нее был долг, который нужно было заплатить до Пасхи, и поэтому она очень экономила. Всю Страстную Седмицу она ела только немного хлеба, размоченного в воде. Ничего другого купить не могла. Но Бог не оставил ее.

Вот как она рассказывала позднее об этом сестрам: «Хочу вам рассказать, что делает Бог в лишениях, в великой нищете, как помогает. Он утешил меня, не потому, что я достойна, но чтобы показать, как Он всемогущ и как нам следует служить Ему. Пришла Великая Суббота. В восемь вечера я пошла в церковь, потому что наш духовник рано начинал читать Деяния Апостолов. Так, как это совершается на Святой Горе. Я сидела в уголке и тянула четочки. Все держали в руках лампады, а у меня не было ничего, даже одной свечечки, ничего. Как я, не имея свечи, пойду на раздаяние Святого света, когда запоют «Приидите, приимите свет»?

И сказала я в уме: «Если хочешь, Христе мой, чтобы у меня не было лампады принять Святой свет, буди благословенна воля Твоя».

Я обращалась ко Христу, сетовала, говорила с болью. Вспомнила я подвижников и подумала: «Сколько подвижников в пустыне не имеют хлебушка, не имеют еды и Бог заботится о них. Что я расстраиваюсь? И обо мне Бог позаботится. Если захочет, то Он пошлет мне людей, которые принесут и мне что-нибудь. Он просветит их принести и мне лампад очку». И вот вижу женщину, которая подходит ко мне и говорит:

— У тебя нет лампады?

— Нет, нету, — отвечаю ей.

— В такой день у тебя нет лампады? На Пасху быть без лампады? — удивилась женщина.

— Если пожелаешь, то принеси мне со свечного ящика лампаду, а я тебе отдам деньги потом. Сейчас у меня нет, но на следующей неделе отдам, — сказала я.

— И не говори, дитя мое, что ты мне заплатишь, я и так дам тебе лампадку, — сказала она, пошла и принесла мне лампадку...

Тогда у нашего духовника был устав поклоняться иконе Воскресения Христова сразу как входили в храм после пасхального крестного хода. Как только я приложилась, сразу ощутила, как будто Святое Воскресение вошло в мое сердце и наполнило его. Я услышала такой голос, будто включили все громкоговорители мира. Голос говорил: «В начале бе Слово, и слово бе к Богу и Бог бе Слово».

Я слышала внутри себя Пасхальное Евангелие, хотя батюшка его еще не читал, и лишилась чувств.

Я не поняла, что со мной случилось. Когда я пришла в себя, это Евангельское слово стояло в моих ушах, пребывало в моем сердце. Ко мне пришло такое насыщение, словно я ела яйца, сыр, мясо со всего мира. Я не знаю, сколько времени я была без чувств. Эти слова запечатлелись в моей душе. Я слышала этот прекрасный голос всю Пасхальную Службу, и эти Евангельские слова приносили мне насыщение. И потом мне пришел помысел: «Отцы в пустыне, которые не едят, совсем ничего не вкушают, вот, оказывается, какое испытвают насыщение».

Не могу вам описать, какие неизреченные глаголы услаждали мою душу. Я ощущала неизреченное благоухание и неизреченный вкус, как будто вкушала весь мед мира, всю сладость мира. И хотя за Страстную Седмицу я была истощена от недоедания и лишений, но теперь у меня появились силы. Я чувствовала себя так, как ощущает какой-нибудь силач. А когда духовник сказал мне «Христос Воскресе!», в моей душе распространилось еще большее духовное богатство. Когда же я причастилась, это насыщение достигло своего предела.

Я отправилась домой. Пришла. Мне не хотелось ни есть, ни пить. Меня позвала разговляться двоюродная сестра. Но как ей сказать, что я «поела»? Пошла, но и одной ложки не смогла осилить. До обеда я ничего не ела. В полдень меня позвала на обед кума, у которой я крестила двух детей. Она была очень богатой. Я подумала: «Как мне сейчас идти в этот дом?» Они были людьми духовными, и я боялась, что мое состояние заметят и будут меня расспрашивать. А я не хотела объяснять то духовное состояние, что даровал мне Бог.

И вот говорю вам: «Как промышляет Бог! Я ощущаю величие Божие и удивляюсь, какие богатства дарует Он человеку!» Поэтому истинно сказано в Евангелии, что не только пищей живут люди, но и благодатию Божией.

Во славу Христа говорю вам, что я ощутила благодать Христову ради перенесенных мною голода, злостраданий и лишений. Бог дал мне понять, к чему ведут здешние лишения. Какое добро приносят человеку воздержание и молитва!»

Так для назидания сестер рассказывала об этом случае герондисса. А старец Ефрем Мораитис, рассказывая об этом же случае, делает очень характерное дополнение. Оказывается, что Марии перед Пасхальной Службой все-таки удалось выкроить денег, чтобы купить себе Пасхальную свечу. Но когда она шла на службу, ей повстречалась нищая и голодная девочка, и Мария, не задумываясь, отдала ей то, что с таким трудом приобрела.

По своему смирению блаженная старица не упомянула об этом эпизоде.

В годы оккупации в Афинах жила благочестивая старица Николетта. У нее хранилась чудотворная икона Пресвятой Богородицы. Время от времени от иконы слышался шум, Пречистая в виде монахини чудесным образом выходила из иконы, и изображение на ней исчезало. Через некоторое время опять слышался шум, и образ снова появлялся. От святой иконы совершались многие чудеса. Священнослужители просили ее у Николетты, но та не соглашалась отдать.

Мария, узнав о происходивших от иконы чудесах, решила посетить старицу. Придя к ней, она в разговоре поведала о том, как была призвана на монашество. Та проницательно посмотрела на нее и сказала: «Тебе я дам икону. Бери ее». Так герондисса стала обладательницей чудотворного образа и всю жизнь молилась о упокоении души старицы Николетты.

– из жития блаженной Герондиссы Макрины (Вассопулу), ученицы Старца Иосифа Исихаста