«Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом». — Апостол Павел. (Евр. XI, 1)

Неудержимое Твое светолития и неприступное Божества зряще апостолов лучшие, на горе Преображения, безначальне Христе, Божественным изменишася ужасом... Из службы Преображения (стихира на стиховне)

Есть вершина горы восхождения блаженных Отцов. К ней ведет их память — любовь Божия, молитва — любовь к Возлюбленному, и у подножия ног Его начинается их путь. Некоторые из них оставили нам записи об этом, хотя эти записи, конечно, только слабые следы того, что они сами принимали в молчании.

"Когда взор ума, склоняясь внутрь сердца, видит осияние Духа, текущее из него не иссякая, тогда время молчания" (св. Каллист Катафигиот, К — 56).

Как читать и передавать откровения Отцов о полноте стяжания ими Духа Утешителя? Есть ли у нас право внимать известию о непрекращающейся в них Пятидесятницы Церкви?

Путь Отцов нами в общем несомненно забыт, сколько бы мы о нем ни писали, и сколько бы археологических изысканий ни делали. Раскопки даже в самой Палестине не откроют тех тропинок, по которым шли Мироносицы к Гробу. Мы переживаем — в себе самих — эпоху крайнего оскудения благодатной веры, о чем уже давно с тревогой говорили Отцы. И раскопки, очевидно, надо делать в себе самом — в подвиге исполнения заповедей, а этого мы не хотим. Подвиг есть движение любви, любви в начале еще ничтожной, но уже неудержимой, и даже тогда неудержимой, когда человек ее как будто не чувствует. Пустынное, сорокалетнее путешествие Израиля есть неиссякаемый образ и церковного богослужения, и христианской жизни. И тогда уже в пустыне сошла к людям манна небесного питания. Это есть любовь к Богу, чтобы мы соблюдали заповеди Его, и заповеди Его не тяжки (1 Ин. V, 3). Первоначальная любовь восходит через подвиг совершения заповедей к любви совершенной, и тогда человек делается храмом Духа Святого.

Как нам читать о полноте стяжания Его святыми, если мы еще не начинали их путь любви?

"Кто толкует о последних степенях совершенства новоначальным и особенно более ленивым из них, не только не принесет им пользы, но еще сделает, что они возвратятся вспять" (преп. Симеон Нов. Бог. Д5 — 56).

Необходимость знания о завершении пути Отцов доказуется только одним: тоской о благодатной вере. Озарения святых — это конечная веха, крайний указатель пути благодатной веры, и нам нужно знать его, что мы, видя свет впереди себя, не заблудились, — не потеряли веру. Благодатная вера есть вера единства подвига и благодати, вера, осуществляющая духовную жизнь, вера, действующая любовью (Гал. V, 6) или Духом (св. Григорий Синайский Д5 — 226). В благодати получает она ощутимый приток силы Божией, Его нетленную пищу — небесную манну, — или же неощутимо благодать дает ей силы на подвиг любви. В подвиге человек доказывает свою любовь, очищая себя для принятия благодати, ища или взыскуя ее, когда она оставляет. Поэтому благодатная вера есть также вера постоянного страха Божия, страха потерять благодать, вера покаяния и радости, вера духовного труда и покоя, вера узкого пути и Царства Божия, обретаемого в сердце еще здесь на земле.

Неучастие в ощутимом благодатном питании или нежелание подвига есть причина умаления веры в душе. Нельзя питаться умопредставлениями, или проекциями, — или бытовыми рефлексами веры словесной: рано или поздно душа засохнет в пустыне неверия. В подвиге — покаяние, в благодати — ощутимая сила и счастье, начало осуществления Царства Божия в душе. Без покаяния недоступна радость благодати, но без благодати невозможен подвиг покаяния как путь. Только личное счастье от вкушения божественного мира может дать человеку силу пройти покаянный путь.

"Кто обогатился небесным сокровищем, разумею, пришествием и вселением в него Христа, Который сказал: Аз и Отец приидема и обитель у него сотворим (Ин. XIV, 23), тот знает знанием душевным (опытом, сознанием, чувством), какую получил радость, коликое и каковое сокровище имеет в царских сокровищницах сердца своего" (преп. Симеон Нов. Богослов, Д V — 50). "Как дерева, если не будут напояемы водою, расти не могут, так и душа, если не восприимет небесной сладости, расти не может" (преп. Антоний Великий, Д1 — 39). От св. Исаака Сирина осталась нам его краткая молитва: "Исполни, Господи, сердце мое жизни вечной".

"Жизнь вечная, — говорит он же, — есть утешение в Боге; и кто обрел утешение в Боге, тот почитает излишним утешение земное" (Д II — 669).

Неизреченность и недосягаемость утешения святых не должна закрывать от нас того, что их Преображение совершалось на вершине той самой горы, на которую подниматься должны все христиане, и что все восходящие, в меру своего восхождения, обретают свою меру благодати Царства Божия... Мы, ничего от святых не имеющие, даже только читая об их озарении блаженным светом Христовым, говорим: хорошо нам здесь быть (Мф. XVII, 4), и потому еще хорошо, что мы знаем, что их путь есть единый для всех путь благодатной веры. "Опыты добродетелей, — пишет св. Григорий Синаит, — своим тщанием и усилием совершаемые, на дают душе совершенной благонадежности, если они не будут обращены в существенное сердечное расположение благодатью... "Без благодати же весь сонм добродетелей обыкновенно бывает мертв..."(Д V, 196) Единая благодатная вера, исполнением заповедей споспешествуемая, довлела бы ко спасению, если бы хранили ее в силе и веру мертвую и недейственную не предпочитали вере живой и действенной во Христе... Но ныне невежество научает благочестивых вере на словах, мертвой и нечувственной, а не вере благодатной... Вера мертва и безжизненна у того, кто не видит ее в себе действующей. Даже и верным да не именуется тот, кто верует только голым словам, а не имеет веры, действующей любовью или Духом" (Д V, 185, 208). "Вси насладитися пира веры, еси восприимите богатство благости", — слышим мы в Пасхальную ночь(«Слово огласительное» свт. Иоанна Златоуста), и поэтому возгреваем в сердце надежду, что молитвами святых Отцов наших и к нам упадут крохи благодати, которая и нас научит и просветит, и поведет. Ведь благодать есть милость Божия, всех зовущая.

"Все сие собрал я, — пишет преп. Нил Сорский, в предисловии к своему "Уставу", — не в благодушии своего здравия и не пользуясь тишиною бесстрастия, но связанный сам узами страстной болезни, и не от себя, но от Св. Писания извлекая малое из многого, как пес, питающийся от крупиц, падающих с словесной трапезы господей своих — блаженных Отцов, да будем подражателями их хоть вмале" (НС — 23).

"Утверждающие, что ныне невозможно христианину сделаться причастником Святого Духа, — говорит еп. Игнатий Брянчанинов, — противоречат Священному Писанию и причиняют душам своим величайший вред. Они, не предполагая в христианстве никакой особенно высокой цели, не ведая о ней, не стараются, даже нисколько не помышляют о достижении ее; довольствуясь наружным исполнением некоторых добродетелей, лишают сами себя христианского совершенства. Что хуже всего — они, удовлетворясь своим состоянием и признавая себя, по причине своего наружного поведения, восшедшими на верх духовного жительства, не только не могут иметь смирения, нищеты духовной и сердечного сокрушения, но и впадают в самомнение, в превозношение. Напротив того — уверовавшие существованию христианского совершенства, устремляются к нему всеусердно, вступают в неослабный подвиг для достижения его. Понятие о христианском совершенстве охраняет их от гордости: в недоумении и плаче предстоят они молитвою пред заключенным входом в этот духовный чертог" (Б1 — 280). "Некоторые из братий думают, что они не могут иметь даров Духа Святого; ибо по нерадению об исполнении заповедей не знают, что имеющий истинную веру во Христа имеет в себе соращенно все дары Божии. Но поелику мы по безделию нашему далеко отстоим от деятельной к Нему любви, которая показала бы нам Божественные в нас сокровища, — то справедливо почитаем себя чуждыми даров Божиих" (св. Максим Исповедник, Д III — 240). "Всякий из нас, по мере сущей в нас веры, стяжевает явное действие Духа: так что всякий сам для себя бывает раздаятелем благодати" (он же, Д III — 294).

"Толковать" о величайшей святыне христианства недопустимо, но тот же преп. Симеон Нов. Бог. оставил нам и такое указание: "Каждому надлежит распознавать — получил ли он обручение Духа от Жениха и Владыки Христа. Если получил, да тщится держать сие и хранить. А если еще не сподобился получить, то потщится посредством дел благих, благопотребных деланий и теплого покаяния поскорее получить его" (Д5 — 33).

"Всегда рассуждайте: в Духе ли Божием обретаться изволите, или нет", — учил преп. Серафим (С — 52) своего мирского друга. А степени и меры его стяжания бывают, конечно, разные.

"Иная есть радость началовводная, и иная завершительная... Надлежит прежде началовводною радостью призвать душу к подвигам" (бл. Диадох, Д III — 41). "Дух Святый в самом начале преуспеяния, если (человек) горячо возлюбит добродетель Божию, даст душе полным чувством и удостоверительно вкусить сладости Божией" (он же, Д III — 66).

"Где говорится, что Отец даст блага просящим у Него (Мф. VII, 11), а где, что даст Духа Святого просящим у Него (Лк. XI, 13): каковыми речениями внушается, что не только оставления грехов, но и подаяния небесных даров сподобляются молитвенники Божии, укрепляемы бывая в своем искании тою мыслию, что не праведникам, а грешникам обетовал Господь такие блага. Итак, проси неотступно и с несомненным расположением, хотя не совершен ты в добродетельной жизни, немощен и ничего не достоин, — и получишь великое" (преп. Иоанн Карпаф. Д III — 94).

На церковном богослужении и новоначальные в христианском подвиге научаются петь: "Святым Духом всяка душа живится и чистотою возвышается"... и еще чаще повторять моление: "заступи, спаси, помилуй и сохрани нас, Боже, Твоею благодатью".

Но о благодати мы часто говорим, не чувствуя реальности или, лучше сказать, огнеопальности ее бытия. У от. Иоанна Кронштадтского есть одно удивительное высказывание: "Многие, — пишет он, — живут вне благодати, не сознавая ее важности и необходимости для себя и не ища ее, по слову Господа: ищите прежде Царства Божия и правды Его (Мф. VI, 33). Долго и я не знал во всей ясности, как необходимо укрепление нашей души от Духа Святого. А теперь Многомилостивый дал мне узнать".

Какая поразительная и благословенная честность признания!

"Некоторые в нынешнее время даже слышать не хотят, — есть ли благодать, будучи по великому нечувствию и невежеству ослеплены и маловерны" (Св. Григорий Син., Д V — 220). "Благодать Божия должна в сердце нашем обитать, ибо Господь сказал: Царство Божие внутрь вас есть (Лк. XVII, 21), а под Царством Божиим разумел Он благодать Духа Святого" (преп. Серафим, С — 21).

Поэтому цель христианского пути — обретение еще теперь, на земле, того Царства Божия внутри себя, которое, как утренняя заря, возвещает сердцу о "дне вечном". Все учение Отцов освещено лучом этой цели. Да и какая иная цель может быть, когда именно в этом все завещание Христово: И Я умолю Отца, и даст вам другого Утешителя, да пребудет с вами вовек, Духа Истины. — Утешитель... научит вас всему и напомнит вам все, что Я говорил вам (Ин. XIV, 16, 26). "Научит и напомнит". Не только христианства в отдельном человеке еще нет, если он чрез благодатную веру не стяжал в себе хоть малейший луч Святейшего Духа, но и всего христианства не было бы в после-Евангельской истории, если бы "другой Утешитель" не "напомнил" о нем и не "научил" ему нас. Вот почему только в искании Его может быть цель христианина: на Его водительство и попечение мы отданы.

---

"Ум, начинающий любомудрствовать о Божественных вещах, от веры начинает, и потом, среди сих вещей вращаясь и шествуя, опять в веру же достигает, но высшую" (бл. авва Фалласий, Д III — 338).

"Что возводит нас в полное совершенство? — искренняя вера, которая есть уповаемых извещение (Ин. XIV, 16, 26)... Она возводит истинных ревнителей к крепкому упованию приятия великих даров Божиих и дает им в сердце неистощимые сокровища духовные" (преп. Никита Стифат, Д V — 165).

Это "ожидаемое" и уже "осуществляемое" верой есть не отвлеченно-мысленное представление какой-либо истины или загробной жизни, а Царство Божие, ощущаемое сердцем как праведность, радость и мир в Боге. Апостол сказал: Царство Божие есть праведность и мир и радость во Святом Духе (Рим. XIV, 17). Меры восприятия его сердцем могут быть весьма различны, но даже малый луч божественной радости будет уже обретением крупицы благодати Царства Божия внутри себя. У святых это было великим таинством воссияния света в душе.

"Пока не приидет то, что есть совершение таинств, и мы не сподобимся явно откровения оных, дотоле вера между Богом и святыми священнодействует неизреченные таинства" (св. Исаак Сирин, Д5 — 354). Это та "вера, воссиявающая в душе от света благодати... которая показывает себя... в созерцании духовными очами сокрытых в душе тайн, оного богатства благодатного... открываемого Духом тем, кто питаются на трапезе Христовой" (он же, Д5 — 354).

Вера Отцов была не "благочестивым настроением" нашего протестантствующего сознания, а слезами покаяния, через которые человек прозревает и видит свет.

"Богатство монаха — утешение, находимое в плаче, и радость от веры, воссиявающая в тайниках ума" (он же, Д II — 713). Это богатство — в полном отказе от себя и в любви к Богу.

"Вера в Бога состоит в том, что если кто предает себя Богу, то уже не имеет власти над собою, но подчиняет себя Его владычеству до последнего издыхания" (авва Иоанн-пророк, В — 395).

Эта благодатная вера святых возводила их к совершенству или к стяжанию еще здесь, на земле, Царства Божия в сердце.

"В Божественном крещении мы освящаемся наитием Святого Духа, но совершенную благодать, как она означается в словах: вселюся в них и похожду (2 Кор. VI, 16), не тогда получаем. Ибо это есть достояние совершенно утвержденных в вере и доказавших ее делами" (преп. Симеон Нов. Бог., Д5 — 31,9).

Чтобы приблизиться к пониманию учения об этом Отцов, необходимо знать об употреблении в Отеческой письменности особой категории терминов: "познание", "ведение", "зрение", "созерцание" Божественного мира или "озарение" (осияние) им.

"Душа никогда не может простертися к познанию Бога, если Сам Бог, по благоснисхождению к ней, не коснется ее и не возведет ее к Себе. И ум человеческий никогда не мог бы настолько востечь горе, чтобы приять некое Божественное озарение, если бы Сам Бог не восторгал его, сколько возможно уму человеческому восторжену быть, и не просвещал Божественными осияниями" (св. Максим Исповедник, Д III — 251, 247).

"Вера есть истинное познание, имеющее недоказываемые начала, будучи удостоверением в вещах, превышающих ум и слово" (он же, Д III — 251, 247).

"Вера есть стяжание неисследимого богатства познания Христа" (преп. Симеон Нов. Бог., Д V — 31, 9).

Понятие "познания" или "ведения" святых для нас почти не познаваемо, так же как многие Апостольские слова. Это не наше умопостижение. Это наверное то познание, о котором говорил Апостол Павел: все почитаю тщетою ради превосходства познания Христа Иисуса Господа моего... чтобы познать Его и силу воскресения Его и участие в страданиях Его (Флп. III, 8, 10). Это есть действительное соучастие в страдании и воскресении Господнем, действительное вкушение любви теми, кто "питается на трапезе Христовой". Мы предощущаем или догадываемся о содержании этого понятия только тогда, может быть, когда читаем молитву перед Причастием: «Усладил мя еси любовию, Христе, и изменил мя еси Божественным Твоим рачением, но попали огнем невещественным грехи моя и насытитися еже в Тебе наслаждения сподоби, да ликуя возвеличаю, Блаже, два пришествия Твоя». Или другую молитву: "Божиим светом, Твоим Блаже утреннюющих Ти души любовию озари, молюся, Тя ведети Слове Божий, истинного Бога"...(ирмос 5 песни канона 6-го гласа)

"Познание" или "ведение" есть любовь. Поскольку в истинной вере лежит начало любви, как все бытие будущего растения лежит в его зерне, постольку "вера есть истинное познание". Но только доказывает себя в подвиге, вера возводит человека к совершенной любви — познанию Бога. Только расцветшее растение "познает" солнце и озаряется им.

"Познание... бывает от единого Бога, когда найдет Он ум очищенным от всякого вещественного пристрастия и объятым Божественною любовью" (преп. Федор, Д III — 381). "Вся цель заповедей Спасителя та, чтобы освободить ум от невоздержания и ненависти и возвести его в любовь к Нему и ближнему, от которой рождается свет святого деятельного ведения" (св. Максим Исповедник, Д III — 238).

"Стяжем веру, чтобы придти в любовь, из коей рождается свет ведения" (бл. авва Фалласий, Д III — 337).

"Ведение (есть) всецело любовь" (бл. Диадох, Д III — 69).

"Вера — начало любви; конец же любви — ведение Бога" (авва Евагрий, Д1 — 608).

"Познание Бога означает, что наздавшийся в нем, чрез смиренномудрие и молитву, познан Богом и обогащен от Бога неложным познанием сверхъестественных тайн Его... Любящий Бога и ничего не почитающий достойным предпочтения любви к Богу и ближнему — познал "глубины Божии и тайны Царства Его, как знать надлежит тому, кто Духом Божиим движется и познан от Бога истинным делателем рая Церкви Его" (преп. Никита Стифат, Д V — 169).

Это "познание" или "ведение" есть обожение ума, а не научно-богословская мудрость.

"Ведение называю не мудрость, но неложное познание Бога и Божественного, коим боголюбивый, не влекомый долу страстьми, возвышается к обожению благодатию Святого Духа" (преп. Феогност, Д III — 422).

"Все то, что ум видит без небесного дара и, следовательно, без Духа, ясно приснодвижно дышащего в сердце, — это только его мечты, и сколько бы он ни богословствовал, все это пустые слова, проливаемые на воздух, не пробуждающие, как следует, чувства души: ибо он находится под влиянием слуха и слов идущих извне... а не из сердца, вдохновляемого наитием просвещающего Духа" (Каллист Катафигиот, К — 89).

"Будем же веровать, что и хладный и черный угль ума вашего, позже когда-нибудь или скорее, станет горячим и световидным от прикосновения Божественного огня" (преп. Иоанн Карпафийский, Д III — 101).

"Это то, о чем читаем в другой молитве перед Причастием: "Божественное Тело и обожает мя, и питает. Обожает дух, ум же питает странно".

"Ум человеческий, когда один сам о себе бывает, не сретясь с Богом, тогда уразумевает как обычно окружающее его по силе своей. Когда же приблизится к огню Божества и к Духу Святому, тогда весь всецело овладевается оным огнем Божиим, и бывает весь свет, и там в пламени Духа Святого возгорается, и разливается в божественных помышлениях" (преп. Максим Капсокаливит, Д V — 513). "Ум, очистившийся от всего внешнего и чувства всецело подчинивший себе деятельною добродетелью, неподвижным пребывает внутри сердца, как в центре водружая взор свой. Там, приемля мысленные озарения, как блистания молнийные, собирает он божественные разрушения" (бл. Каллист патриарх, Д5 — 458).

"Деятельною добродетелью порабощается похоть и обуздывается гнев, а ведением и созерцанием окрыляется ум и, вознесшись над всем вещественным, к Богу преселяется и истинное в Нем улучает блаженство" (св. Федор Эдесский, Д III — 371).

Отцы часто, говоря о "познании" или "созерцании", употребляют и этот неясный для нас термин: "деятельная добродетель", или "деяние", "деятельность" или "действование".

"К деятельной добродетели, — пишет еп. Петр, — относятся дела покаяния, пост, бдения, молитвы, дела обращения и спасения ближних, дела милосердия духовного и благотворительности, очищение сердца от пороков и страстей, приобретение смирения и любви" (П).

"Труды деятельной добродетели, — говорит св. Григорий Синаит, — пост алкательный, воздержание несладостное, бдение терпеливое, коленопреклонение утомительное, стояние неподвижное, молитва непрестанная, смирение непритворное, сокрушение и воздыхание постоянное, молчание мудрое и во всем терпение" (Д5 — 256).

Очевидно, что перечень этот, имеющий и любовь, и смирение, и молитву, обнимает собой весь путь Отцов до самого конца. Почему же тогда говорится отдельно о "познании", т. е. о любви? Отдельность эта только в том, что "деятельная добродетель" — это как бы "шесть дней творения мира", дни труда и делания, а "познание" — "день седьмой", день покоя в совершенной любви. Но поскольку "вера есть начало любви", постольку не может быть и деятельной добродетели вне любви, и тем самым вне какого-то ведения, и предощущения покоя.

"Сподобившись у Бога некоего ведения, не неради о любви и воздержании: ибо они, очищая страстную часть души, устрояют тебе путь к ведению удобным" (св. Максим Исповедник, Д III — 238).

Обретение "некоего ведения" есть начало долгого пути к его совершенству. Это все тот же рост любви, в которой средоточие и всего пути Отцов, и всей терминологии их учения. Совершенное "познание" есть завершение пути, но малый и ясный свет его любви зажигается с самого начала. "Сын мой, паче всего надлежит пещись о ведении и разуме тому, кто хочет взять крест и последовать Христу" (св. Марк-подвижник, Д1 — 475).

Блажени чистие сердцем, яко тии Бога узрят (Мф. V, 8). Узрят же Его и сущие в Нем сокровища тогда, когда очистят себя любовью и воздержанием, и тем более, чем более очистятся" (св. Максим Исповедник, Д III — 271).

"Кто показывает в себе ведение (воплощаемое) деятельностью, и деятельность, одушевляемую ведением, тот обрел точный способ истинного в нас Богодействия. Кто же имеет какую-либо из сих черт разъединенной с другой, тот или ведение сделал пустой фантазией, или деятельность превратил в бездушного идола" (он же, Д III — 305). "Деятельность" и "ведение" должны быть неразрывны с самого начала.

"Не неради о деятельной жизни, иначе умалится и ведение" (бл. авва Фалласий, Д III — 322).

"Мучимые и в плену держимые страстьми нередко в недоумении вопрошаем мы в себе самих — отчего претерпеваем мы это? Ведать надлежит, что такие пленения бывают с нами по причине отступления нашего от созерцания Бога. Если же кто прилепится умом своим к Богу нашему и Владыке, то — верен Бог — Сам Спаситель всех избавит такую душу от всякого пленения, как говорит Пророк: предзрех Господа предо мною выну, яко одесную мене есть, да не подвижуся (Мф. V, 8) (св. Федор Эдесский, Д III — 369, 370). "На поприще деятельной добродетели многие текут, един же приемлет почесть (1 Кор. IX, 24), именно тот, кто конца ее старается достигнуть с участием созерцания" (св. Илия-пресвитер). "Начатки добродетели созерцательной — любовь и молитва" (он же). "Начало деятельной добродетели — воздержание и смирение, истина и целомудрие" (он же). "Как действования без созерцания не бывает твердо, так созерцание без соответственного действования истинно. Надлежит как действованию (т. е. воздержанию, смирению и целомудрию) быть проникнуту созерцанием (т. е. любовью и молитвой), так созерцанию (т. е. любви и молитве) утверждаему действованием" (он же, Д III — 478, 479). "Исправляя как должно деятельную сторону добродетельной жизни, чрез это одно не можешь ты достигнуть пристани бесстрастия, так чтобы чисто и непарительно мог молиться, если в то же время ума твоего не будут обымать духовные созерцания просветительного ведения и познания сущего, коими окрыляясь и просвещаясь, стремительно возвышался бы он горе, в истинной всецело любовью дышащей молитве" (преп. Феогност, Д III — 427).

Единство любви и благодати делают единым весь путь христианский, и на всяком его месте истинно идущий озаряется хоть малым лучом Царства Божия. Поэтому вне искания и постепенного стяжания любви (познания) к Богу и к людям нет истинной "деятельной добродетели". Подвиг есть искание и стяжание любви.

Но искание не есть домогательство: надо всегда видеть свое несовершенство и искать не "свершения" пути и не приобретения особых действий благодати, а покаяния и сораспятия Господу.

"Вижу, что ты попалась в сети искания совершенства, забыв совершенство покаяния", — писал одной монахине преп. Амвросий Оптинский (А — 70).

Луч Царства Божия есть Нечаянная Радость, а то, что всегда предлежит человеку — это покаяние и смирение. Святые Отцы даже и чистоту свою, даже свою благодатность именовали покаянием. Авву Исаию спросили: в чем заключается покаяние? Он отвечал: "Святый Дух научает нас удалиться от греха и более не впадать в него. В этом состоит покаяние" (От. 168). "Покаяние есть вторая благодать" (св. Исаак Сирин, Д V — 429).

"Покаяние, — пишет св. Марк-подвижник, — не ограничивается ни временем, ни какими-либо делами, но совершается посредством заповедей Христовых... Дело покаяния совершается тремя следующими добродетелями: очищением помыслов, непрестанной молитвой и терпением постигающих нас скорбей... и полагаю, что покаяние прилично всегда и всем... грешным и праведным, ибо нет такого предела совершенства, который бы не требовал делания вышеупомянутых добродетелей; посредством их начинающими приобретается введение в благочестие, средними — преуспеяние в нем, а совершенными — утверждение в оном... Господь всем заповедует: Покайтесь(Мф, IV, 17) (св. Марк-подвижник, Д1 — 498).

"Прежде Петру вручаются ключи, а потом попускается ему впасть в отречение от Христа Господа, чтобы подаянием таким уцеломудрить его о себе мудрование. Так и ты, если, получив ключ разумения, подпадешь разным искушениям, не дивись сему, но прославляй единого премудрого Господа, падениями обуздывающего самомнение, находящее вслед за божественным ведением" (преп. Иоанн Карп., Д III — 99). "Которые сильнее налегают на молитву, те подвергаются более страшным и свирепым искушениям" (он же, Д III — 93).

"В приболезненном труде и поте лица осужден ты снедать хлеб ведения" (бл. авва Фалласий, Д III — 335). Кроме того: единство пути не есть нарушение постепенности обретения покоя в Боге. Любовь ничего не домогается, кроме исполнения заповедей: она ищет крестного пути.

"Деятельность крестная двояка, — пишет св. Иссак Сирин, — ...первая ("деятельная добродетель") очищает страстную часть души, а другая ("познание") просветляет умную часть души. Всякого человека, который прежде совершенного обучения в первой части переходит к сей второй, привлекаемый ее славой, не говоря уже — своей леностью, постигает гнев за то, что, не умертвив прежде "уды своя, яже на земли" (Кол. 3), т. е. не уврачевав немощи помыслов терпеливым упражнением в делании крестного поношения, дерзнул в уме своем возмечтать о славе креста" (Д III — 649). "Если ум покусится взойти на крест прежде, нежели уврачуется немощь чувств, то привлекает на себя гнев Божий, как начавший подвиг, превышающий меры его. Восхождению на крест должно предшествовать исцеление чувств" (преп. авва Исайя. От. 167). "Исцеление чувств находится в деятельной добродетели". В ней перегорает нечистота души, чтобы душа утвердилась в смирении. Ведь "смирение есть предтеча любви". Поэтому искать"ведения" благодатной веры — это значит искать смирения веры.

"Во всех случаях будем прибегать к смирению, ибо смиренный лежит на земле, а лежащий на земле куда может упасть?" (преп. Варсонофий Великий, Д II — 570).

"Земля, на которой Господь заповедал исключительно приносить Ему жертвы, есть смиренномудрие" (преп. Пимен Великий, От. 426).

"Возжелав истинного ведения и удостоверения в спасении несомненного, умудрись прежде расторгнуть страстные союзы души с телом и, обнаружившись от пристрастия к вещественному, низойди в бездну смирения, — и обретешь многоценный жемчуг спасения, как в раковине в Божественном ведении сокрытый и светлость Царства Божия тебе преобручающий" (преп. Феогност, Д III — 417).

"Почитай себя грешнейшим паче всякого человека. Ибо когда такое помышление долгое время занимает ум и сердце, тогда внутри обыкновенно является некое духовное воссияние света, наподобие луча. И чем более взыскиваешь его, со вниманием крепким, мыслию неразвлеченною, трудом великим и слезами, — тем более оно является яснейшим и яснейшим... Являясь таковым, — возлюбляется; любимо бывая, — очищает; очищая, — делает боговидным" (преп. Симеон Благоговейный).

"Относительно действа благодати знай, что когда станешь ты воистину иметь себя грешнейшим паче всякого человека, тогда это будет значить, что восприял ты действо благодати" (он же, Д5 — 71, 74, 75).

"Никто да не прельщает вас суетными и обманчивыми словами, — пишет преп. Симеон Нов. Бог., — что можно познать божественные тайны веры нашей без научения Святого Духа. Приятелищем же даров Духа никто не может быть без кротости и смирения. Почему надлежит всем нам всенепременно прежде всего положить твердое и непоколебимое основание веры во глубине души нашей; потом на сем основании создать дом внутреннего благочестия души, устроив стены его высоко и крепко из разных видов добродетели. Когда таким образом ограждена будет душа со всех сторон, как стенами..., тогда возложим на сие здание и кровлю, которая есть ведение Бога, — Дом Духа будет у нас всецело и совершенно готов. Ибо когда душа очистится слезами, соответственно являемому ею покаянию и исполнению заповедей, тогда человек, во-первых, удостаивается благодати Духа познать свое состояние и всего себя; потом, после тщательного и долговременного очищения сердца и укоренения глубокого смирения, начинает он, мало-помалу и некоторым образом примрачно, постигать яже о Боге и божественных вещах; и чем больше постигает, тем паче дивится и стяжевает вящее смирение, думая о себе, что совсем недостоин познания и откровения таких тайн. Почему, блюдомый таким смирением, как бы находясь за крепкими стенами, пребывает он неуязвимым от помыслов тщеславия, хотя каждодневно растет в вере, надежде и любви к Богу, и ясно видит преспеяние свое, являющееся в приложении ведения к ведению и добродетели к добродетели. Когда достигнет наконец в меру возраста исполнения Христова(Еф. IV, 13), и истинно стяжает ум Христов и Самого Христа, тогда приходит в такое доброе состояние смирения, в коем уверен бывает, что не знает — имеет ли что-либо доброе в себе, и почитает себя рабом неключимым и ничтожным. И то наипаче дивно и вышеестественно, что он держит на сердце, что во всем мире нет ни одного человека, который был бы ниже и грешнее его. Как доходит (он) до такого убеждения и как удерживает его — не могу сказать. Одно только мог я понять в этом, что есть прехвальная добродетель смирения" (СБ. Слово 8).

Смирение Святых есть действие полноты благодати, но начало его — в той смиренной "работе Господней", которая составляет сущность "деятельной добродетели" или "деяния". Поэтому, как сказал св. Филимон, — "деяние есть восхождение к созерцанию... и чем больше умножается наша праведность, тем больше возрастает духовное возмужание; и, наконец, ум, в совершенстве пришедши, весь прилепляется к Богу и осиявается Божественным светом" (Д III — 408).

Основа молитвы по преимуществу — земля смирения. Вот почему так настойчиво учат Отцы именно ей. "Поверь мне — истину тебе говорю — если во всяком труде твоем будешь иметь при себе неотлучно матерь всего доброго — молитву, то она не воздремлет, пока не покажет тебе брачного чертога и не введет тебя внутрь и неизреченной славы и радости не исполнит тебя" (митр. Феолипт, Д5 — 184). Брачный чертог Царства Божия, еще здесь на земле обретаемый в сердце ("внутрь вас") — вот к чему устремляется вера, надежда и любовь святых. Эта земная наша жизнь открывается им как действительно личное счастье, как "предначатие и вкушение будущего века", т. е. не только в терпении трудов подвига, но и в осуществлении ожидаемого (Евр. XI, 1) Царства.

"Сподобившийся быть причастником ее (искренней веры), восходит в любовь к Богу и ею делается совершенным в ведении Бога, и входит в покой Его, почив и сам от всех дел своих, якоже и от своих Бог (Евр. IV, 10) (преп. Никита Стифат, Д5 — 165).

— Фудель С.И. «Путь отцев»