– У меня недоумение. Почему вы решили стать монахиней, тогда как вы могли бы то же самое делать как мирянка? Совершая здесь и там миссионерство.

– Во-первых, я не собиралась стать монахиней. Совсем. Сидела беззаботно и веровала, что там, где я была, была очень счастлива, что делаю то, что хочет Бог. Не было причины, и я не помышляла о рясе. Совсем. И даже один раз спросила на молитве: «Что хочет от меня Бог, чтобы я сделала? Быть в таком-то месте или в другом? Работать с параличными, или старыми, слепыми, или другими какими?» И ответ пришел: «Бог не интересуется тем, где ты и что делаешь... Интересуется только качеством и количеством любви, какую мы даем». Ничем другим. Ничем другим. И следовательно, меня не волновало, буду или не буду я монахиней. Никогда я не думала об этом. И никогда я не посещала монастырь. И неожиданно, там высоко в Гималаях, где я оказалась (в Уттар-Каши), было получено известие от Ангелов: «Теперь ты в состоянии идти в монахи». О чем я никогда не думала! «Э, – говорю, я – сижу спокойно, и посмотрим». Ведь я с детства не любила черное, и просила родителей своих не носить черное, когда они уйдут, но темно-синее. Кроме того, я ушла и пошла, как безденежный паломник мира. И не имела средств. Куда идти? Монастырей не знала. Ждала... Вдруг Извещение! Кто посмеется Совету Божию? Через несколько дней снова Извещение: «Встанешь и пойдешь в Ландур, и там тебя наставит такой-то человек... Заболевает моя подруга, которая стала индийской монахиней (Дагия), и приходит и за несколько дней находит меня. Она была второй европейской женщиной в этих местах. Она болеет дизентерией, я лечу ее, и она говорит: «Послушай, я не могу возвращаться в ашрам, где живу, мне нужно ехать куда-нибудь лечиться. Не поехать ли нам в Ландур?» Я забыла об Извещении. Говорю: «Давай поедем. Знаю один небольшой пансион, который содержит пожилая англичанка. Она примет меня даром, поскольку я делала ей физиотерапию». Телеграфируем, и она отвечает: «Пожалуйста»... Едем... На другой день подруга захотела пойти к зубному врачу. Когда пришли, врач говорит мне: «Вы откуда?» – «Из Греции». – «А, – говорит, – идите познакомьтесь с американской госпожой, которую звать Нелла Грэхем Кук. Она долго жила в Греции, чудесно говорит по-гречески и обрадуется». Я еще ничего не сообразила. Идем, нахожу Неллу, одетую в пижаму. Но какой греческий! Удивительно! Лучше моего. Начала мне петь: «Немного сосен, немного мрамора, Греция моя...». Плач, волнение. Отец ее был археолог, привез ее в детстве в Грецию, где она закончила греческую школу. Нелла знала Ганди и была подругой с Мирой Бен, которая написала ее биографию и другие книги. Говорит мне: «Куда поедешь теперь? Опять в Бекир?» – «Нет, – говорю, – странная вещь. Мне кажется, Бог хочет, чтобы я стала монахиней». И это я сказала очень застенчиво, дабы не сказать, что не следует... Не успела я, однако, хорошенько рассказать, как она прерывает, хватает меня и говорит: «Я пошлю тебя. Поедешь прямо в Вифанию, к отцу Феодосию, в прекрасный монастырь, недалеко от Иерусалима! Я гостила в этом монастыре. Самый прекрасный монастырь в мире! Я напишу, и мы договоримся!» Понимаете. С верха Гималаев тебя посылают в Вифанию! Я говорю: «Тогда пишите... У меня нет денег и пошевелиться. Сейчас еду в Хайдерабад». Там я должна была встретиться с одной индийской госпожой, которой Шивананда велел открыть собственную больницу прокаженных. Она была принцесса и потеряла сына и хотела сделать что-нибудь для Бога.

Итак, она садится и пишет отцу Феодосию. Нелла была очень сильная женщина. Филолог (Примеч. и поэтесса. Написала «Поэмы Кашмира».), энтузиастка, мечтательница. Изучила все религии. Организовала танцевальную группу из иорданских девочек и их возила в Персию... Об этом знал отец Феодосии (Вифания тогда принадлежала Иордании) и подумал: «Какую-нибудь безумную нам пришлет эта Нелла! Не будем отвечать!» Прошло шесть месяцев, ничего. Снова пишет. Наконец о. Феодосии, видя ее настойчивость, пишет: «Пусть приезжает на свои средства, и после увидим...» И я сказала: «Прекрасно, Бог хочет, чтобы я поехала. Но у меня не было билета. Итак, сижу спокойно». И так сидела еще немного в своей любимой Индии. Между тем, мой знакомый из Австралии (речь идет об Алане) присылает мне письмо: «Поскольку нас очень интересует то, что вы делаете в Индии, мы бы хотели, чтобы вы приехали сюда продолжить». Я ответила ему: «Собираюсь поехать в Иерусалим и стать монахиней». И он прислал мне первый чек, который был почти на полбилета! Итак, когда оказалось полбилета, я стала говорить уже «адью»... И смотрите, какое трогательное проявление любви. Индийские друзья вкладывают в конверты деньги и говорят: «Вместо того чтобы нам ехать в Волио, даем их тебе, ибо ты едешь к Богу в Иерусалим». И так вышло на два билета самолетом. Один я дала другу, Камерону К., который находится сегодня в Афинах, и второй для меня. Но у меня была одна надежда. Прежде чем уехать из Индии, узнать знаменитого Поля Брэнда, который был величайшим лепрологом мира в то время. И я говорю: «Вот, уезжаю из Индии, не увидав его». Потому что я хотела ему сказать нечто, что открылось мне с помощью Божией, которое только он мог сделать. Как быть?.. Итак, еду в Хайдарабад и там поехала попрощаться с друзьями. И когда все собрались, говорю: «Вот, уезжаю скоро в Иерусалим...» Один господин, индус, сидевший в углу, говорит мне: «Хочу с вами поговорить особо. Выйдем». Идем. Он говорит: «Я слышал, что вы всегда говорите «да» на то, что вам предлагают. Если бы я попросил вас о чем-то важном, сказали бы вы «да»?» – «Конечно, да!» – «Итак, – говорит он, – я тайный прокаженный. Я врач с большой клиентурой. Жена и дети о моей болезни не знают. Врач, который меня лечит, сказал скрыть это, чтобы не отяготить семью. Но теперь начинают неметь мои руки и нужно делать операцию в Мадрасе у Поля Брэнда. Вы поедете меня сопровождать?»... Видели?.. До сего дня так совершаются чудеса Божий! Но быть монахиней я не выбирала это-го. И никогда не выбирала сама ничего. Шла так все время, и сейчас так иду...

– Сестра, к счастью, что вы не родились... монахиней! Потому что вы приобрели опыт человеческой жизни, тогда как иначе, если бы вы стали с детства, то были бы весьма односторонняя... Не знаю, имели бы ту возможность, какую сейчас имеете, дабы переживать всякое человеческое чувство и проблему, с каковыми приходят люди к вам советоваться.

– Если бы я была с молодости монахиней, это означало бы, что я была бы уже совершенной, дабы взял меня Бог сразу на эту ступень, так что я могла бы жить в Его радости с четырнадцати лет, и все.

– Да, но вы помогаете очень многим здесь в миру. Практически!

– Не имеет значения, где я. Потому что, когда у тебя нет возможности практически или лично помочь человеку, пошли известие Богу, – возьми этого человека, положи мысленно к ногам Христовым, проси Его, да даст Он ему благословение Свое, и тогда ты будешь в порядке. Это бывает постоянно. Это делают и монахи, живущие полностью вдали от мира. Они ушли не потому, что не любили мир. Ушли, поскольку очень любили его, и хотели бы ничего не делать другого, кроме как молиться за него. Монахи совершают молитвы и посты. Т.е. делают две высшие ступеньки любви к Богу. Молитва их становится бомбой и очищает миллионы стремм^[1]... Не только пустыню, но и полмира. И если сегодня мир стоит на ногах, это потому, что тысячи монахов молятся за него. Когда возьмете и прочитаете аскетов пустыни, тогда осознаете их мудрые Слова... Какая простота, какое смирение... Как будто они ничего не сделали... И вместе с тем... Остались вечными. Кто не знает, говорит: «Э, что делает монах? Молится? Чепуха! Дела! Дела! Они нужны нам!» Они не правы. Потому что более сильного действия, чем действие молитвы не существует. «Много бо может молитва» говорит Писание, и особенно усиленная... Ибо является силой... энергией. Видишь, говорит, и гору можешь переставить верой и молитвой. Отец Лазарь хорошо сказал, что гора, которую мы переставляем верою, это наша гордость... Гора! И ее бросаем в море!

– Прекрасно, но как мы бросаем ее?

– Не спрашивай... Только по благодати Божией. Скажи Ему: «Господи, возьми от меня гордость»... На другой день Он начинает работу! Во всяком случае, в конце концов приходим к заключению, что никто из нас, не смотря на любовь, не может изменить другого, ни посоветовать, ни повлиять на него. Понимаем, что только посредством молитвы мы могли помочь. К этому выводу пришла и сестра Мария, пятьдесят лет как отшельница. «Чувствую себя, – говорит, намного ближе ко всему миру, чем когда иду по университетской улице...»

– Какими должны быть сегодня монастыри?

– Должны быть открытыми. Пусть откроются двери страннолюбия, что-бы слышать проблемы и трудности. Это есть великая помощь, какую может дать христианин. Помню, когда я была в Новом Иерусалиме, однажды поднялась группа людей, которые кричали и тянули друг друга и острили и были одеты, не как положено. Я увидела их из окна. Они постучали в ворота монастыря. Я не вышла. Достаточное время спустя, я увидела их уходящих. Теперь образ их совершенно отличался. Молчаливые, задумчиво спускались они по тропинке. Выхожу и спрашиваю Геронтиссу: «Кто были те, кто приходили?"- «Приходили какие-то люди, один..., другой без рубашки, третий в коротких брюках... И вошли и кричали и один из них сказал мне: «Геронтисса, примете нас такими, как мы есть?..» – «Монастырь не мой. Он – Богородицы», – сказала я... И они вошли...»

– Прекрасно.

– И продолжает: «И вошли, и начали мало-помалу прикладываться к святыням, возжигать свечи. Говорят мне: «Очень хороший ваш монастырь!» И когда они уходили, я сказала им: «Всего доброго вам, ребята. Благословение Его да будет с вами». И они ушли». Знаете, какое зло сделала бы Геронтисса, если бы видя, как они набросились на нее, сказала: «Вон отсюда»? Потому что я, когда они уходили, увидела всю разницу...

– герондисса Гавриилия (Папаянни)