В наше время, как и в прежнее, многие из монашествующих отцов и братии упражняются лишь в одной добродетели, например в безмолвии, и только ею наполняют свои паруса, не исследуя, пользу они от этого получают или вред. И вот, не подсчитывая ни выгоду, ни убыток, они вскоре сбиваются с пути, обращаются к своим страстям и, вскармливая в себе гнев и похоть, порабощаются супостату.

Лукавейшие же бесы, радуясь удобному случаю, водворяются в них и хитро употребляют себе на пользу то, что монах сделал своей главной целью. И какую же пользу тогда получает монах? Ибо одни начинают считать годы, в безмолвии проведенные, другие же губят себя, добродетелей лишенные. А есть и такие, которые попросту ограничиваются самым суровым постом, не допускающим ни елея, ни приготовленной на огне пищи, и тем самым лишают себя свободы, и только этим и довольствуются. Такие, полагая, что всё состоит только в этом, впустую тратят время и, надмеваясь, считают годы, когда не разрешали ни елея, ни приготовленного на огне, став рабами собственного произволения. И они уверены, что достигли совершенства, а между тем нисколько не заботятся об иных добродетелях и осуждают других, которые, по их мнению, покинули правильный путь.

Итак, этот их односторонний пост, как противный правилам, мы обличаем и крайне безрассудным называем. Хитроумный же диавол, едва увидит, что человек уклонился в такое однообразное подвижничество, тотчас же прилипает [к нему,] как моллюск со своей раковиной, и совершенно убеждает его ум помышлять, что в таком подвижничестве и заключается подлинная истина. И так продолжается, покуда привычка не станет второй натурой, и тогда бес окончательно прельстит человека и в итоге сделает его своей добычей.

Итак, если такой человек, а равно и другие, о которых говорилось выше, хотят спастись, то им будет полезно оставить такое однобокое подвижничество и последовать наставлениям духовного отца, с советом и разумом поправляя и строя здание о четырех углах.

Также и еще некто, завороженный лишь одним своим бдением, всё приписал ему и считает годы, проведенные в бдении, а других осуждает, как бредущих во тьме. Пусть и такой человек последует пути других, о котором было сказано.

Иной же доверился своей постоянной молитве и, будто это его изобретение, обучает других тем способам, с помощью которых удерживает свой неудержимый ум. Но и он пусть подождет вместе с другими и послушает полезные вещи.

А еще один заботится о слезах и, считая, что их можно приобрести человеческими силами, учит других, как должно плакать, и что горе тем, кто не плачет. И он, воображая, что в этом состоит всё совершенство, превозносится в своем надмении, мысленно всех осуждает, а зачастую и с уст его слетает то, чем переполнено его сердце. И, обращаясь к такому с любовью, мы говорим: знай, что слезы надлежит соединять с блаженным смирением, и не воображай, что легко научиться плакать, не имея благодати.

Но и любая другая добродетель, если она совершается сама по себе и принимается за главную силу монашеского жительства, заслуживает порицания и всяческого осуждения опытных людей. Или же, скорее, мы назовем ее приманкой врага, на которую он постепенно уловляет человека и сбивает его с прямого пути.

Если же кто разумно, с рассуждением и ведением, упражняется во всех добродетелях в одинаковой степени, то такого я хвалю и, более того, горю любовью к нему. Ведь я не противлюсь тому, чтобы достиг цели тот, кто успешно подвизается, и не сомневаюсь в том, что добродетели, возделываемые согласно правилам, являются единственным необходимым средством, без которого невозможно нам взойти к совершенству. Итак, нам непременно следует даже до крови заботиться о всех добродетелях одновременно, а равно и единомудренно. И пусть духовное здание возрастает, внутренне связанное, подобно цепи. И послушай меня, дорогой мой, чтобы узнать следующее.

Много существует дочерей покаяния, но самые почтенные из них, и дерзновенно приближающиеся к Богу, и необходимые для всякого безмолвника – это, во-первых, безмолвие, со смирением взаимосвязанное и [с ним] сожительствующее и имеющее сотрапезником терпение. А за ними сразу же следует пост, их родной брат, равный им по достоинству, а также их прекрасная сестра – бдение, за которой следует другая сестра – молитва. Соединившись вместе, они слезы порождают, Бога к состраданию привлекают и единое прошение согласно воссылают, да пошлет Он им Свою благодать.

Итак, если ты лишишься одной из них, то другие останутся бесполезными, так как их будет недостаточно для возрастания твоей души. Ведь безмолвие – это благоприятная почва, на которой возводится все здание из мысленных столбов и духовных камней. Однако никто не в силах вытерпеть скорби, перенося тяготу безмолвия сознательно и рассудительно, если сладчайший Иисус не пошлет, как дар и милость, благодать безмолвия, вскармливающего нас, как мать, мысленной пищей и подражающего ангелам. И кто примет ее, тот должен познать, Кто ее благой Податель, и Его Единого непрестанно благодарить, постоянно молясь Ему, чтобы Он содействовал благому его произволению и продолжил возведение божественного Своего здания, даруя нам как основание, вместо камней, смирение и прекраснейшее терпение, во всём [нам] помогающее.

Также и о посте скажем, что если он совершается с рассуждением, то, несомненно, является подходящим материалом, для того чтобы скрепить всё сооружение, унимая бесчинные стремления и совершенно укрощая воспаленные страсти. Однако невозможно выдержать его и рассудительно причаститься его плодов, если наш Спаситель не пошлет нам свыше благодать поста.

Если же хочешь услышать о бдении, то мы скажем, что это поистине наковальня, на которой мысленные гвозди, понятия ума, истончаются, а ум хорошо очищается и рождает тонкие помыслы. Так напряженной молитвой подвергая ковке и давлению наше железное и непокорное сердце, мы умягчаем его. Оно же, жестоковыйное, испытывая стеснение и боль, прибегает к Иисусовой молитве, сестре безмолвия. И эта [молитва] вскоре вызывает сокрушение, от которого и получает утешение сердце. Но если не придет благодать бдения, то [само по себе] бдение не сможет зачать плод, которым порадовало бы своего Родителя.

При этом молящийся должен управлять своей жизнью с ведением и рассуждением, воздавая чистую жертву чистому Подателю благ. Так и Апостол свидетельствует, говоря: « Никто не может назвать Иисуса Господом, как только Духом Святым». Итак, не подлежит сомнению, что человек, который не причастен Святому Духу, не может молиться чисто.

Следовательно, ошибаются говорящие, будто удерживают ум без помощи благодати свыше. И я, проверивший это на опыте, говорю с уверенностью, что молитва является единственным умилостивлением и той небесной птицей, которая на своих крыльях может в мгновение ока доставить нашему уму вести от Бога и нашего Спасителя, чтобы примирить обе стороны и соединить невещественного Бога с ничтожным и вещественным человеком.

Однако невозможно совершиться сему чудесному соединению и остановиться неудержимому и присноподвижному уму, если не осенит человека просвещение божественного ве́дения, либо не придет высший помысл, или же [не произойдет] иное подобное Божественное действие. Итак, должно знать, что не сам человек удерживает свой ум, но Создатель вселенной, держащий в Своей руке дуновение ветров.

Так же обстоит дело и с имеющим слезы, ибо они поистине главное оружие против бесов и очистительная баня для грехов наших, если только источаются смиренно и с ве́дением. Однако же их не производят сила и искусство человека. Человек лишь показывает [свое] произволение плакать, понуждая себя [к слезам]. А придут ли к нам слезы, зависит от Возводящего облаки от последних земли. И пусть такого научит опыт, что он плачет не тогда, когда захочет сам, но когда хочет Бог. И поэтому пусть он благодарит дающего и обогащающего нас Всесвятого Господа.

Таковы же и иные добродетели, которые мы здесь не упомянули. Мы упражняемся одновременно во всех них с усердием, показывая Господу благое и доброе произволение, ибо мы должны и обязаны приносить Ему [в жертву] нашу крепость. Но получение [желаемого] зависит от благого промысла нашего Бога, Подателя [всего]. Так, к примеру, хороший земледелец вскапывает, очищает, удобряет землю и хоронит семя в ее недрах, а после этого ожидает милости от Господа. Ведь если Тот не пошлет в подходящее время необходимые дожди и благоприятные ветры, то нет несчастному земледельцу никакой пользы от его труда, поскольку посевы совершенно погибают. И тогда вместо урожая пожинает он терния, так что все его старания идут в пищу ослам и иным бессловесным животным.

Так и с нами. Если Господь не пошлет свыше очистительные воды Своей Божественной благодати, то мы останемся бесплодными и совершенно нагими, труды же наши станут пищей бесов, а добродетели, старательно возделанные, обратятся в пороки.

— прп. Иосиф Исихаст “Десятигласная духодвижная труба”, Седьмой глас трубы