***

Брат спросил авву Памву:

– Почему бесы препятствуют мне делать добро ближнему.

– Не говори так, – сказал старец, – а не то по-твоему выходит, что Бог – лжец. Скажи лучше, что я-де сам не хочу быть милосердным. Ибо Сам Господь уже прежде сказал: «Се, даю вам власть наступать на змей и скорпионов и на всю силу вражью, и ничто не повредит вам» (Лк 10. 19).

***

Тот же архиепископ пришел однажды в Скит. Тогда братья собрались и говорят авве Памве:

– Скажи Папе (по всей видимости, Феофилу, патриарху Александрийскому) слово для его пользы.

– Если ему нет пользы от моего молчания, – ответил старец, – от моего слова ему тоже не будет пользы.

***

Об авве Памве говорили, что он три года просил Бога: «Не прославляй меня на земле». Но Бог прославил его так, что никто не мог смотреть ему в лицо – такую славу оно несло на себе и так ярко сияло. Столь же благодатный дар получили авва Сисой и авва Силуан.

***

Преподобный Памво, когда умирал, сказал стоявшим у его одра святым отцам: «С тех пор как я пришел в пустыню, построил себе келью и поселился в ней, я ни одного дня не провел без рукоделья и не помню, чтобы я даром ел чей-то хлеб».

***

Авва Памво отправил своего ученика продавать рукоделие. И тот, как он рассказывал, отсутствовал шестнадцать дней. Ночью ученик спал в нефе храма святого апостола Марка и выучил несколько тропарей. Старец спросил его:

– Я вижу, ты, чадо, смущен, не случилось ли с тобой какого искушения в городе?

Брат ответил:

– Осмелюсь заметить, авва, что мы попусту тратим наши дни в этой пустыне: не поем ни канонов, ни тропарей. Когда я был в Александрии, я узнал чинопоследования в церкви, как их поют, и опечалился. Почему же и мы не поем каноны и тропари?

– Горе нам всем, чадо! – ответил старец. – Настают дни, когда монахи оставят твердую пишу, предреченную Святым Духом, и последуют за напевами и сочетаниями звуков. Но разве рождаются от тропарей слезы и сокрушение? Какое сокрушение может быть у монаха, когда он стоит в храме или в келии и голосит, ревя под стать быкам? Если мы предстоим прямо перед Богом, то должны стоять в великом сокрушении, а не в парении помыслов. И не для того ушли монахи в пустыню, чтобы предстоять Богу и при этом парить помыслами, напевать песни, сочетать лады, махать руками и притопывать ногами. Нет, мы должны в страхе великом и трепете, в слезах и воздыханиях, с благоговением и гласом смиренным, легким на сокрушение и соблюдающим меру приносить Богу молитвы.

И вот, говорю тебе, чадо, что наступают дни, когда испортят христиане книги святых: Евангелие, святых апостолов и дивных пророков, смывая с пергаментов священные писания и записывать тропари и эллинские речи, и разольется ум по тропарям и по речам эллинов. И поэтому отцы нам сказали, чтобы мы не писали, те из нас в этой пустыне, кто каллиграфы, жития и слова отцов на кожах, но только на листках папируса. Ибо будущее поколение будет стирать жития святых отцов и записывать то, что вздумается».

– Неужели так будет? – спросил брат. – Неужели изменятся нравы и предания христиан, и не станет в Церкви священников?

– В те времена, – ответил старец, – во многих охладеет любовь (Мф 24,12), и настанет великая скорбь: нашествия языков, волнения народов, шаткость царств, бесчиние начальников, роскошь священников, беспечность монахов. Игумены будут ни во что ставить спасение свое и паствы. Они будут суетливыми и усердными в трапезах, озлобленными, медлительными на молитвы, но скорыми на наговоры и легкими на осуждение. Житиям и словам старцев они не будут подражать и не будут их слушать, но только болтать и говорить, что, мол, «жили бы мы в их времена, мы бы были такими же подвижниками».

Епископы в те времена будут стесняться влиятельных лиц, вершить суды за дары, не выступят в защиту бедных, но, напротив, станут притеснять вдов и угнетать сирот. В народ проникнет безверие, невоздержанность, ненависть, вражда зависть, ругань, кражи, пьянство, грубые потехи, разврат, распутство, убийства, грабежи.

– Что же делать, – спросил юноша, – когда настанут такие времена и сроки?

– Чадо, – ответил он, – в эти дни спасется тот, кто будет спасать душу свою, – тот великим наречется в Царстве Небесном (Ср.: Мф 5,19).

***

Когда великий Памво умирал, у его одра собрались пресвитеры Ориген, Аммоний и другие святые мужи. Они слышали, как он сказал:

– С тех пор, как я пришел в эту пустыню, я ни разу до сего часа не раскаивался в произнесенном мною слове. Но иду я к Богу как человек, даже не положивший начало благочестию. Как мне рассказывали названные мужи, когда великому Памве задавали вопрос из Писания или из жизни, он не торопился отвечать, но говорил, что пока еще не нашел ответа. Часто даже месяца три проходило, а он все не давал ответа и говорил:

– Пока не постиг этого.

Поэтому все ответы старец давал обдуманно, как перед Богом, и все посетители принимали его ответы с великим страхом, как исходящие от самого Бога.”

***

Он же рассказал: «Брат спросил авву Памво, хорошо ли хвалить ближнего. Тот ответил: «Хорошо, но лучше молчать».

***

Два брата пришли однажды к авве Памво. Один из них спросил:

– Авва, я пощусь два дня, а на третий ем только два хлебца. Но спасаюсь ли я или заблуждаюсь?

– Авва, – задал вопрос другой, – я зарабатываю рукоделием два кератия в день, и оставляю на еду только несколько нумиев, остальное раздаю бедным. Но спасаюсь ли я этим или заблуждаюсь?

Братья долго расспрашивали его, но авва ничего не отвечал. Через четыре дня они решили вернуться к себе, так и не дождавшись ответа. Клирики утешали их:

– Не скорбите, братья. Бог вознаградит вас. У старца такой обычай – он не отвечает, пока не известит его Господь. Они пошли к старцу и попросили:

– Авва, помолись о нас.

– Вы уже уходите?

– Да, – сказали они.

Тут он, сопоставив в уме их труды, начал писать на земле, приговаривая:

– Памво два дня постится, а на третий вкушает два хлебца. Но разве монашество в этом? Нет. Памво зарабатывает рукоделием два кератия и раздает их как милостыню. Но разве монашество в этом? Тоже нет, – и сказал им. – Труды хороши. Но если сохраните свою совесть чистой перед ближним, спасетесь.

Услышав это, братья ушли, довольные.

***

Епископ Александрийский блаженный Афанасий попросил авву Памво прийти из пустыни в Александрию. Памво пришел, и когда увидел выступавшую на зрелищах женщину, прослезился. Братья спросили, почему он плачет. – Меня тронули две вещи, – ответил он. – Одна – ее душевная гибель, другая – что у меня нет такого усердия, чтобы угодить Богу, как у нее – угождать бесстыдным людям.

— преподобный Никодим Святогорец. “Эвергетинос (Благолюбие. Тома 1-4)”