Внутреннее делание — единое на потребу. О радости духовной и плотской. О выборе старца. «Стойте в вере». Об истинно великом. Об уразумении Креста и подвига веры. Начало духовной жизни — борьба со страстями. О ведении истины и духовной основе ее восприятия

Афон, 6 (19) октября 1932 г.

Глубокочтимый батюшка отец Давид, возлюбленный о Христе брат мой!

Начиная это письмо, призываю на него Ваше благословение и прошу у Бога помощи мне за Ваши молитвы.

Последний месяц, от постоянного переутомления, я дошел до болезненного истощания и много страдал из-за этого. Сегодня чувствую себя несколько лучше и поэтому решил начать Вам письмо, которое смогу отправить не ранее воскресения (так как почта ходит один раз в неделю, именно по воскресным дням). Если бы я чувствовал себя здоровым, то давно написал бы Вам что-нибудь в ответ на Ваше большое письмо, но и теперь, к сожалению, я не чувствую себя в силах с должным настроением и обдуманностью написать Вам о некоторых труднейших вопросах, затронутых Вами в вышеуказанном письме Вашем. Во всяком случае, беру побольше бумаги и буду писать Вам, нагромождая одно на другое, надеясь, что Вы свяжете все в своем уме в одно целое.

В большом письме Вы пишете: «Я большой реалист, у меня жажда подлинного бытия; я не могу жить фразами и мечтами, или же если я чувствую, что так живу по немощи или по принуждению, то мне бывает стыдно и печально». Я радовался, читая эти мысли и чувства Ваши, которые достойны мужа благоразумного.

Но удивляет меня, как же это в Вашей душе рядом с такими достойными похвалы мыслями и стремлениями уживаются совершенно юношеские движения души. В последнем письме пишете так: «Почти невозможно сосредоточиться, молиться внимательно, чувствовать, кто я такой, что я делаю здесь и прочее». Разве Вы забыли уже, почему Вы туда поехали? То есть по сознанию, что это делаете по воле Божией, о чем раньше писали. Да, и это сознание надо крепко удерживать в чувстве сердца. «Чувствовать, кто я такой!» Грешник недостойный; а иначе что же можно чувствовать? Это у Вас какое-то тщеславное самолюбование; надо с этим бороться, а то мы дойдем до смешного и глупого состояния. «Что я делаю здесь?» Господь дает Вам время на покаяние, место, удаленное от суеты, покой, необходимый для молитвы и самоиспытания. Господь дал Вам и материальные средства к жизни, чтобы Вы имели возможность без излишних забот о хлебе земном все свое попечение приложить на стяжание Царства Небесного. Это и другое, подобное этому, должно сознавать и благодарить Бога за все эти благодеяния; а обращаться вниманием на рассматривание себя извне, на тщеславное самолюбование совсем не должно. За это даже каяться нужно пред Богом.

Но Вы еще не имеете ни опыта, ни даже знания о том, что же Вам делать. Вот и познайте немощь свою. Бездействие пустынной жизни Вам недоступно совершенно. Привыкли Вы к деятельности внешней, а внутренняя жизнь для Вас совсем неведома. Этому Вы должны поучиться, об этом подумать. Нам нужно привыкать внимание ума своего обращать на рассматривание сердца: что в нем делается, о чем оно помышляет, какими чувствами живет, в каком состоянии находится, то есть согласном ли с заповедями Божиими или обуревается страстями (гневом, раздражительностью, блудной страстию, самолюбием и прочим). Это постоянное засматривание в свое сердце с молитвою должно довести до того, чтобы ум с сердцем стали неразлучными. Тогда Вы познаете подлинное бытие, которого жаждет Ваша душа. Когда Вы ходите по лесу и размышляете, то берегитесь от мечтательности. Хорошо тогда читать устами Иисусову молитву и думать о Боге. Хорошо и тогда и в другое время изучать душу свою, наблюдая за нею.

Вы знаете хорошо, что бывает печаль «по Бозе» (богоугодная) и бывает о мире (богопротивная), также и радость или веселие бывает по действию благодати, а бывает и бессловесная (бессмысленная, ἄλογος) от врага. В последнее время я опечален именно тем, что Вы теряете серьезность отношения к делу своего спасения; повеселели Вы каким-то плотским веселием; так что душа моя не хочет и говорить о том, что нам так существенно важно.

Дорогой отец Давид, простите меня за придирчивость, за то, что я ловлю Вас за каждый промах Ваш, но я это делаю потому, что в будущем (быть может, недалеком) Вы уже не найдете человека, который по чувству неложной любви укажет Вам Ваши ошибки, а это для нас так нужно (то есть когда кто по доброму чувству указывает нам на наши недочеты). Вам нужно теперь же учиться по-настоящему духовно испытывать себя, а то как мы поможем другим, которые будут просить нас научить их этому необходимому для нашего спасения деланию. Я очень хочу, и молюсь об этом Богу и Пресвятой Владычице нашей, чтобы у Вас воспиталось духовно-аскетическое чувство, чтобы не остались Вы на общем среднем уровне душевного понимания христианской нравственности.

Приложим заботу о том, чтобы в нас возрастали чувство страха Божия и сознание величия нашего звания христианского; не допустим овладеть нами бессловесной плотской веселости. Нам шутить не приходится. Впереди либо спасение, к которому ведет узкий, скорбный, слезный путь, либо ад — к которому проложена широкая веселая дорога. Не надо распускаться, а, наоборот, покрепче препоясать чресла. Когда придет помысл: «Зачем я здесь?», то хорошо подумать о том, что «не имамы... зде града пребывающаго, но грядущаго взыскуем» (Евр.13:14).

Раньше Вы писали о своем желании поскорее найти старца. Но знаете ли Вы о том, какой Вам нужен старец? Чтобы с Вами справиться — старец должен быть чудотворцем, иметь дар прозорливости и пророчества и учительства, быть во всем совершенным, бесстрастным, подобно преподобному Серафиму. А если Вы попадете к старцу, у которого кроме дара рассуждения ничего особенного вышеестественного нет, то Вы не уживетесь с ним. У Вас нет еще к тому психологической подготовки и простоты веры. У Вас надо благочестиво убить не только волю, но и разум Ваш. Нет у Вас и доверия. Бродите Вы, как молодое вино. Впрочем, Вы хорошо сделали по отношению ко мне, неоднократно пытая меня, почему я сказал то и другое; например, «на каком основании Вы предсказываете это или принять ли Ваши слова буквально или нет?» И в другом месте: «Если нет у Вас полной уверенности, ничего не обещайте и не предсказывайте; а если есть, то делайте это более ясно, если это возможно»; и особенно Вы обратили внимание на следующие мои слова: «Не на простое обычное место Вас зовет Господь, но на большее служение и больший обычного подвиг».

Дорогой мой, помните, что я собрат Ваш, и притом меньший Вас; не требуйте от меня многого, ибо я нищ, и убог, и боляй, и ничтоже есмь. К словам моим относитесь проще, извиняя мне мою немощь. Я же впредь буду избегать такой формы беседы с Вами и всегда, говоря о будущем, добавлять быть может, а если когда забуду это сделать, то Вы сами добавьте. Еще при беседе нашей личной на один из подобных вопросов я ответил Вам то, что есть на самом деле, то есть что я не пророк и не прозорливец. Но думаю, по благодати Божией, что так будет; то есть что Вы должны потрудиться на ниве Христовой в поте лица своего. Похваляя Вашу требовательность по отношению ко мне, я вообще не сочувствую ей, когда это Вы делаете по отношению к другим. Не то что Вы много читаете в сказанном Вам или придаете словам большее значение, чем следует, а думается мне, что еще торопитесь Вы и не познаете вещей так, как это должно.

Не подумайте, что я защищаю себя или дерзаю на какое-либо сравнение, но в связи со всем этим мне приходит вопрос, как должен отец Давид не любить Апокалипсиса и других пророческих книг и даже некоторых мест в Евангелии и в посланиях за их именно неопределенность и неясность, не поддающуюся часто толкованиям. Отныне «положу хранение устом моим», чтобы удовлетворить Вашему желанию, так как не только будущего, но и настоящего я не знаю толком.

Вы пишете: «Но если это не так, если я по своему реализму, своей жажде непосредственного духовного опыта читаю слишком много между строками Ваших писем и приписываю Вашим словам большее значение, чем следует, то это очень опасный уклон, способный ввести меня или в прелесть, или в разочарование и отчаяние». Да сохранит меня Господь, как я уже и раньше писал Вам, чем-либо повредить делу Вашего спасения. Вся моя забота о том, чтобы, поскольку это в моих слабых силах и разуме, указать Вам на путь к подлинному бытию, по которому Вас поведет благодать Божия, а сам я отойду от этого непосильного мне дела.

Когда Вы были мальчиком еще и Вас посещала благодать Божия, то в этом я усматриваю призывание Вас Господом и думаю, что теперь вторично призвал Вас Господь и уже окончательно на путь, Ему благоугодный. Но, дорогой, не назад должны Вы теперь возвращаться чрез знакомую страну к знакомой цели (как Вы пишете); это было бы печально; нет, Вы должны идти на путь новый (то есть дальнейший) и к цели, еще не познанной Вами (не достигнутой), и чрез страну, еще не знакомую Вам, подвиг, о котором Вы еще и представления не имеете. Обманывать Вас нет для меня никакого смысла; многое, очень многое зависит от веры Вашей. Когда же по благодати Божией уразумеете Вы то, о чем я, окаянный, говорю Вам, тогда уже не будете колебаться Вы в вере своей или смущаться по причине внешней неурядицы в жизни Церкви и другого. Тогда вера Ваша будет уже верою ведения (хотя еще и несовершенного), а не «от слуха» (см. Рим.10:17). Тогда, если и весь мир отступит от истины, Вы не поколеблетесь, подобно Аврааму, который в свое время оставался едва ли не единственным носителем истинного богопочитания; и я, недостойный, молюсь о том Господу, чтобы окрепла вера Ваша и чтобы позднее Вы помогли и другим — братьям Вашим, подобно тому как некоторые люди со всею любовью и многими молитвами и скорбями помогали Вам. Нам нужно связаться крепчайшими, неразрушимыми узами любви Христовой и помогать друг другу, не щадя своих сил и даже души своей. В этой любви к брату мы познаем, что «преидохом от смерти в живот» (1Ин.3:14), то есть подлинное бытие.

Любовь Божия включает в себя все, все блага: и мудрость, и ведение, и радость, и бессмертие, и истинную свободу. То, что Вы познали в детстве, было призывающею благодатию. Вы унижаете то, что получили на Афоне, потому что еще не имеете настоящего понимания о том, что больше и что меньше, что выше и что ниже. Вспомните видение пророка Илии: «и се, мимо пойдет Господь, и дух велик и крепок разоряя горы и сокрушая камение в горе пред Господем, [но] не в дусе Господь: и по дусе трус, но не в трусе Господь: и по трусе огнь, и не во огни Господь: и по огни глас хлада тонка, и тамо Господь» (3Цар.19:11—12). Видите, какая последовательность. Вспомните слова «Свете тихий, святыя Славы...»

Не с целью убеждать Вас в чем-либо говорю все, ибо еще прежде, чем мы увиделись с Вами, Вас благодать Божия научила и убедила во многом, но с целью предупредить Вас, что еще много нам нужно опытно познать, прежде чем с решительностью последовать своему рассуждению, которое должно всегда быть согласным с разумом Писаний.

Вы говорите еще: «Я не неопытный в духовной жизни». И это правда, иначе бы Вы не стерпели тех слов, которые я все это время говорил Вам, но все же опыт Ваш — опыт новоначального, и с Вами еще невозможно говорить о многом. Вы с готовностью, с радостью принимаете слово о Кресте — и это великая милость Божия к Вам; но смею думать, что тот Крест, о котором я помышляю в беседе с Вами, еще не уразумели Вы, да еще и не пришло время к уразумению сего, и больше скажу: быть может, никогда мы с Вами и не сподобимся сей части избранников Христовых, то есть понести Крест тот. Впрочем, у Вас благословенная душа, что Вы любите отсекать свою волю.

Вообще говоря, правильная духовная жизнь может быть начата тогда только, когда человек утвердится в вере, и хотя бы это была еще вера несовершенная, то есть от слуха только, но необходимо, чтобы душа с несомненностию принимала учение Церкви и ее святых отцов. Когда же душа по дару благодати ощутит истину, тогда она становится непоколебимою в вере, и самая вера тогда становится другою, то есть верою опыта, ведения; но и здесь существует известная постепенность восхождения. Однако подвиг веры положен нам до самой смерти, потому что дано нам только отчасти разуметь, дано видеть ныне (то есть в веке сем) «якоже зерцалом в гадании» (1Кор.13:12). И не знаю, для кого как, но для меня этот вопрос, по милости Божией, решен, и я с радостию принимаю сей подвиг веры, удивляясь премудрости Божией, которая так искусно низлагает наш кичливый разум. Когда умным очам Вашим хотя отчасти откроется видение неисследимого богатства духовной жизни, сей небесной науки, тогда устыдитесь Вы сказанных Вами слов и увидите, что еще и начала действительного, разумного не положили.

Большее внимание и теперь и в будущем уделяйте жизни духовной, деланию заповедей, трезвению, молитве, чтению аскетических творений святых отцов, Православной Церковью принятых, и увидите, что по мере обогащения души Вашей в этом отношении и ум Ваш станет постепенно приобретать большую силу и ясность в богомыслии, в молитве и даже в богословии и понимании Писаний.

Начало духовной жизни — начало борьбы со страстями. Победить страсти — наитруднейшее дело. Это победа величайшая из всех. Бесстрастие выше дара чудотворения. Побеждаются страсти долгой, упорной, тяжелой, непрерывной днем и ночью борьбою, при содействии благодати. Правильной борьбе со страстями нас научают святые отцы. А Вы еще не познали своих страстей — ни борьбы с ними; ибо если бы Вы познали, то знали бы, что Вам делать на всяком месте и во всяком положении, и не пришел бы Вам помысл: «Зачем я здесь или там, что я тут делаю?» Вы и под землей закопанный нашли бы себе дело. И воистину ничем другим так ярко Вы не могли выразить своей неопытности, как этими двумя выражениями: 1) «Зачем я здесь, что я тут делаю?» и 2) «Я не неопытен в духовной жизни».

Ничего нет удивительного в том, что Вы, страдая раздражительностью, были побеждены этой страстью и в дни, когда должны были бы испытать великую радость и мир душевный. И это за неверствие Ваше. Дело не в мальчике непослушном. И у нас монахи (замученные непосильными трудами, по причине бедственного материального положения монастыря) не очень-то послушны бывают и иногда поют прескверно и торопливо; но это не мешает иеромонаху молиться и совершать в мире Литургию, кроме случаев чрезмерной торопливости.

И вот, дорогой отец Давид, хотите мне верьте, хотите нет, но свидетельствую Вам, что в дни 29 и 30 августа и старец отец Силуан, и я, грешный, радовались за Вас, это были дни великой к Вам милости Божией. В той буре, которую Вы пережили, Вы многому научились; будут еще и другие бури, но кто искушен был, тот сможет и искушаемому помощи. Во всем этом нет ничего, так сказать, незаконного. Однако скажу: враг сильно борется против Вас. С какою болезнию я все те дни (до 29 августа — ночью) молился за Вас. Но милостив Господь, и, быть может, возрастит Он на земле сердца Вашего древо, в листве которого найдут себе убежище многие птицы небесные (ср. Лк.13:19).

Мне самому пришлось переживать много раз подобные бури-искушения. Впрочем, между нами та разница, что я всякий раз с доверием шел куда бы то ни было, томимый, как и Вы, жаждою подлинного бытия. Сколько я перестрадал душою за десять лет моей жизни (от 16 до 26-летнего возраста)! (Да и теперь страдаю, но по-другому уже.) Но милосердный Господь пожалел меня, и когда я скорбел даже до смерти, посетил окаянную душу мою, которая с такою ретивостию убегала от Него, конечно, по неведению, и избавил меня от бесплодных исканий. После этого дух любви напал на меня, и душа моя загорелась желанием, ревностью о спасении братий моих. Я не проповедовал, не учил, никуда я с этими целями не ходил, то есть чтобы обращать людей к истине, но только молился об этом, умолял Господа, чтобы Он и другим дал познать Себя. До сих пор мне кажется, что горячие слезы текли у меня во время молитвы не из очей только, но из всего существа. Все тело исполнялось странным желанием быть пригвожденным, распятым, только бы люди познали свет жизни во Христе. (Я не все Вам рассказываю.) Дух с несомненностию свидетельствовал об истине.

Преподобный Григорий Синаит пишет: «Под ведением истины разумей собственно благодатное чувство ее. Прочие же мысли надлежит называть проявлениями разумений ее и показанием предметов ее». Это все к обсуждению того, что Вы написали, а именно: «Пока Господь каким-нибудь образом не просветит меня... я всегда буду подвержен искушению против Православия, или против всякой веры в какую-либо истинную Церковь. Это может продолжаться годами... У меня нет того спокойного убеждения, которое я вижу у других православных. Я признаю, что Православие есть истина... но почему (в области духа, а не ума)».

Здесь мы встречаемся с одним из самых трудных вопросов в духовной жизни, который явился камнем преткновения для многого множества мудрецов века сего. Я никогда не думал письменно излагать свои мысли о духовной жизни, тем паче о столь трудных предметах ее, сознавая свое невежество и неопытность. Поэтому прошу у Господа помочь нам — Вам и мне: Вам — понять с полуслова, снисходительно относясь к моему изложению, а мне, неразумному, — выразить в слове то, что почти невыразимо словами, так как это жизнь духа.

Вера трудна для всякого человека, привыкшего жить рассудочно. Но знать должно, внимательно изучив себя, что ум человеческий, крайне ограниченный, не может самостоятельно проникать в Божественные тайны. Предшествует вера, которая несравненно тоньше, и совершеннее, и бесконечнее ума. После уже, чрез опыт духовный, человек достигает того, что и умом начинает уразумевать истину. Объяснить это невозможно человеку, покуда он опытно не познает духовной жизни. Так вот и божественный Григорий Синаит говорит, что истина познается духом, — есть благодатное ощущение ее, а уже уразумение ее и выражение в слове бывают последствием сего благодатного чувства. И Вы, дорогой, говорите: «Я признаю, что Православие есть истина... но почему — в области духа, а не ума». Возлюбленный о Христе брат и отец мой, доверьтесь этому духу.

Искушение для Вас в том, что Вам враг внушает все время помысл о необходимости рассудочного усвоения истины, которому он отдает преимущество пред якобы слепою верою, низводя последнюю в своем значении до нуля. На этом камне преткнулось почти все современное человечество; но Вы не поддавайтесь этому, иначе, как и раньше я Вам написал, а теперь и Вы сами это говорите, враг отнимет у Вас всякую веру. Не хватит у меня ни сил телесных, ни разума, ни времени писать о значении и свойствах веры, да это для Вас и не нужно, Вы сами знаете об этом более, чем кто-либо. Враг Вас сбил уже на неправильное понимание: Вы говорите, что решили «жить волею, а не умом и чувством». Жить надо верою в Господа, упованием на милость Его, преданностью воле Его. А если волею, то в том разве смысле, что вера наша зависит от нашего произволения — воли. Если иначе — падение неизбежно.

Утвердившись в вере, Вы потом найдете бесконечное количество доказательств истинности Православной Церкви и веры: и 1) богословского характера; и 2) нравственного, аскетического; и 3) исторического. Вам станет несомненно ясным, что Православная Церковь отличается от всех других в трех отношениях:

1. что она единственная истинствует вполне в своем богословском учении;

2. что единственно она в полноте ведает тайну благодатной, святой жизни и хранит в полноте благодать;

3. является старейшею, коренною, основною, от которой откалывались в разные времена большие или меньшие части.

Второй день пишу; устает рука — и вообще чувствую себя не вполне здоровым. Помолитесь обо мне, отец Давид. Я много надежд возлагаю на Ваши за меня молитвы; и сам я молюсь за Вас больше всех и прежде всех (покамест). Обещаю Вам молиться за Вас до гроба, а если дарует такую благодать мне, окаянному, Господь, то и по смерти своей буду молиться за Вас, как за самую дорогую, родную мне душу.

С радостью молюсь я и за Вашу страдающую маму, и за сестру-монахиню. Как знать, может быть, Господь порадует нас и их приходом к нам; но это дело великое и в руках Божиих. Молитесь об этом — хотя еще Вы и не можете молиться с полною уверенностью, но не смущайтесь этим. Молитесь. И за Россию молитесь, и за всю Церковь, и за всех людей. Это Ваше призвание, служение таково Ваше — иерея Божия — приносить молитвы о всем мире.

Еще немного остается бумаги, наберусь сил и напишу в заключение, что если отяготилась душа Ваша моими укорениями и неразумным многословием, то простите меня.

С молитвою и страхом Божиим обдумайте вопрос, в чем состоит собственно реальная (не воображаемая, не мечтательная) жизнь духовная. Мы, живя в теле, не можем пребывать постоянно в такой благодати, чтобы ощущать себя бессмертными — препобедившими смерть, воскресшими прежде, чем умерли.

Нам нужно знать, когда мы с Богом и когда удаляемся от Него; нужно знать, что нам делать на всяк день, чтобы пребывать в Боге, приближаться к Нему. Дай Вам Бог уразуметь, что когда мы умом сосредоточены в сердце с молитвою, памятию о Боге, то это есть дар благодати Божией, залог будущей жизни вне вещества, вне формы и цвета.

«Бог есть дух» (Ин.4:24), и служба Ему духовная — то есть чуждая вещества и того, что свойственно веществу.

Для Вас же лучше всего покамест знать, что когда мы смиряемся, истинно каемся, когда у нас есть умиление, то, сами не разумевая того, мы пребываем во внутреннем человеке, мы в истине, с Богом. Наоборот, когда рассеемся умом, то это по действию тщеславия — от забвения и неведения, тогда мы удаляемся от Бога.

Гордость — корень всех зол. Бойтесь засматриваться на себя, у Вас есть эта привычка (то есть страсть): «Зачем я здесь?», «Что я делаю?», «Вот я не чувствую себя православным» (скоро, быть может, почувствуете), «Вот я какой», «Вот обо мне говорят, пишут», «Вот моя тень», «Вот какая у меня борода», «Вот меня зовут» и так далее. Простите и не сердитесь на меня за шутки.

Я часто прошу Господа и Божию Матерь помиловать меня за Ваши молитвы и теперь прошу Вас благословить меня с любовью.

Преданный Вам Ваш меньший недостойный о Христе брат грешный иеродиакон Софроний