О созерцании Бога или вещей Божественных, о необычайном действии Духа Святого и о свойствах (περὶ τῶν ἰδίων) Святой и единосущной Троицы. И о том, что не достигший вступления в царство небесное не получит никакой пользы, хотя бы он был и вне адских мук

Что это соделано Тобою во мне,

О всевиновный Боже и Царю?

Ибо что мне сказать или что помыслить? Хотя и велико видимое мне чудо,

Но оно неведомо и невидимо для всех.

Какое же это (чудо)? – скажи мне. Достоверно скажу:

Тьмой и тенью, чувственным и чувством,

Вещественною тварью, кровью и плотью

Держим я, несчастный, и (с ними) смешан, Спасителю,

Находящегося же в них несчастно и жалостно,

Меня обнимает ужас, когда я хочу сказать [о том чуде].

Я вижу умно, но где, что и как – не знаю.

Ибо совершенно невыразимо, как я [вижу].

Где же [вижу] – это, думается мне, и известно и не известно:

Известно потому, что во мне (нечто) видится,

И наоборот вдали показывается;

Однако же и неизвестно, так как оно вводит меня

В (некое) место, никоим образом и совершенно нигде (не находящееся),

И производит во мне забвение чувственного,

И обнаженным от всего вещественного и видимого

И (даже) от тела вне изводит меня.

Что же производит во мне это,

Что и вижу я, сказал, и не могу высказать?

Однако слушай и уразумеешь эту вещь.

Итак, она совершенно недержима для всех,

А для достойных и уловима, и сообщима,

И преподаваема, быв совокуплена неуловимо,

И соединена с чистыми неслитно,

И срастворена в несмесном смешении –

Вся со всеми непорочно живущими.

Она светит во мне наподобие лампады,

Скорее она видится сперва на небе,

Будучи неизмеримо выше небес,

Видится весьма неясно, незримо;

Когда же я с трудом взыщу (ее)

И неотступно стану просить, чтобы воссияла,

То она или яснее видится там же,

Отделяя меня от дольнего

И неизреченно соединяя со светлостью ее,

Или вся сполна внутри меня показывается, (Как) шаровидный, тихий и Божественный свет,

Безобразный и безвидный, во образе безобразном

Видимый и говорящий мне следующее:

Зачем ты ограничиваешь Мое присутствие небесами

И там ищешь Меня, думая, что Я (там) обитаю?

Зачем полагаешь, что Я нахожусь на земле

И разглашаешь, что Я пребываю со всеми,

Определяя, что Я везде нахожусь?

Итак, это «везде» приписывает Мне величину,

Но Я совершенно не имею величины,

Ибо знай, что естество Мое превыше величины;

А то «на земле» показывает ограничение,

Но Я, конечно, совершенно неограничен.

Ты слышал ведь, что Я пребываю со святыми,

Сам весь существом (Своим) ощутительно,

Чрез созерцание и даже приобщение,

Со Отцом Моим и Божественным Духом,

И явно почиваю в них?

Итак, если ты скажешь, что Мы вместе сопребываем в каждом,

То сделаешь (из Нас) многих, разделив на многих;

Если же скажешь, что один, то как один и тот же в каждом,

Лучше же как этот один и вверху и внизу?

Как один и тот же будет сопребывать со всеми?

Как все исполняющий будет обитать в одном?

Находясь же в одном, как будет и все наполнять?

Послушай о неизреченных таинствах неизреченного Бога,

(Таинствах) предивных и совершенно невероятных.

Есть Бог истинный, поистине есть.

Это исповедуют все благочестивые.

Но Он ни что не есть из того, что мы вообще знаем,

Даже ни что из того, что знают Ангелы.

В этом [мире] Бог, говорю, ни что не есть,

Ни что из всего, как Творец всего,

Но превыше всего. Ибо кто бы мог сказать,

Что есть Бог, то есть, чтобы сказать,

Что Он есть то-то или то-то? я совершенно не знаю, Какой Он, каков, какого рода или Он различен.

Итак, не знал Бога, каков Он

По образу и виду, по величине и красоте,

Как я изъясню Его действия:

Как Он видится, будучи невидим для всех?

Как пребывает со всякой тварной природой?

Как обитает во всех святых?

Как наполняет все и нигде не наполняется?

Как Он превыше всего и везде находится?

Ведь этого никто совершенно не может сказать.

Но о Ты, Которого никто из людей совершенно не видел,

О Всецарю, единый преблагоутробный,

Благодарю Тебя от всего сердца своего,

Что Ты не презрел меня, во тьме долу

Лежащего, но коснулся меня Своею Божественною рукою,

Увидев которую, я тотчас восстал, радуясь,

Ибо она сияла светлее солнца.

Я старался удержать ее, несчастный,

Но она тотчас исчезла из глаз моих.

И я снова весь оказался во тьме,

Упал на землю, плача и рыдая,

Валяясь и тяжко вздыхая,

Желая снова увидеть Твою Божественную руку.

Ты простер ее и явился мне яснее,

И я, обняв, облобызал ее.

О благость, о великое благоутробие!

Творец дал (мне) поцеловать руку,

Содержащую все (своею) силою.

О дарование, о неизреченный дар!

И снова Создатель взял ее обратно,

Испытывая, конечно, произволение мое,

Люблю ли я ее и ее Подателя,

Презираю ли все, предпочитал ее,

И пребываю ли в любви к ней.

Я тотчас оставил мир и то, что в мире,

Закрыл все вместе чувства:

Очи, уши, ноздри, рот и уста,

Умер для всех сродников и друзей,

Ей, поистине я умер волею, И взыскал одну только руку Божию.

Она же, увидев, что я так сделал,

Тайно коснувшись руки моей, взяла (ее)

И повела меня, находящегося среди тьмы.

Ощутив (это), я с радостью последовал:

Быстро бежал я ночью и днем,

Шествуя бодро и со усердием.

Идя же, напротив я был недвижим,

И тогда более успевал (простираться) вперед.

О таинства, о победные награды, о почести!

Когда таким образом я бежал среди ристалища,

Та неизреченная рука (Божия) настигла (меня) –

Так как мой святой отец молился –

И коснувшись жалкой головы моей,

Дала мне венец победы,

Лучше же (сама) она стала для меня венцом.

Видя ее, я ощутил неизреченное веселие,

Неизреченную радость и благодушие.

Ибо как (мне было) не (радоваться), победив весь мир,

Посрамив князя мира сего

И от руки Божией Божественный венец,

Лучше же саму руку Владыки всех

Получив, о чудо, вместо венца?

Изливая свет, она виделась мне невещественно,

Непрестанно и невечерне.

Она простирала мне как бы сосец

И сосать молоко нетления

Обильно давала мне, как сыну Божию.

О сладость, о неизреченное наслаждение!

Она и чашею Божественного Духа

И бессмертного потока сделалась для меня,

От которой причастившись, я насытился тою пищей

Небесной, которою одни Ангелы

Питаются и сохраняются нетленными,

(Являясь) вторыми светами чрез причастие первого (Света).

Так и мы все Божественного и неизреченного

Естества соделались причастниками,

Чадами Отца, братиями же Христа, Крестившись Всесвятым Духом.

Но, конечно, не все мы познали благодать,

Озарение и приобщение, потому что не (все)

Таким образом родились, но это едва

Один из тысячи или десятка тысяч

Познал в таинственном созерцании;

Все же прочие дети – выкидыши,

Не знающие Родившего их.

Ибо как дети (νεαροί), крестившись водою

Или и огнем, совершенно не ощущают (того);

Так и они, будучи мертвы (νεκροί) по неверию

И скудны по причине неделания заповедей,

Не знают, что с ними было;

Так как – страшное диво, чтобы прельщенною верою

Мнить себя сыном Божиим

И не знать Отца своего.

Итак, если ты говоришь, что верою знаешь Его,

И думаешь, что верою являешься сыном Божиим;

То пусть и воплощение Бога будет «верою».

А не делом, скажи, Он соделался человеком

И не чувственно родился.

Если же поистине. Он стал сыном человеческим,

То и тебя, конечно, сыном Божиим Он делает на (самом) деле.

Поэтому если Он не призрачно сделался телом,

То и мы, конечно, не мысленно (делаемся) духом.

Но как Слово поистине было плотью,

Так и нас Оно неизреченно преображает

И поистине соделывает чадами Божиими.

Пребыв неизменным в Божестве, Слово

Сделалось человеком чрез восприятие плоти;

Сохранив неизменным человеком по плоти и по душе,

Оно и меня всего соделало Богом.

Восприняв мою осужденную плоть,

Оно облекло меня во все Божество.

Ибо, крестившись, я облекся во Христа,

Не чувственно, конечно, но умно.

И как не – Бог по благодати и усыновлению

Тот, кто с чувством, знанием и созерцанием Облекся в Сына Божия?

Если Бог-Слово в неведении сделался

Человеком, то естественно следует думать,

Что и я в неведении сделался Богом.

Если же в ведении, действии и созерцании

Бог был всем человеком;

То должно мудрствовать православно,

Что и я весь чрез общение с Богом,

С чувством и знанием, не существом,

Но по причастью, конечно, сделался Богом.

Подобно тому как Бог неизменно родился

Человеком в теле и виден был всем,

Так неизреченно и меня Он рождает духовно

И, (хотя) я остаюсь человек, делает меня Богом.

И как Он, видимый во плоти,

Не был знаем народом, что Он Бог;

Так и мы [видимся такими], какими были для всех,

О чудо, видимыми, конечно, человеками,

Тем же, чем стали мы по Божественной благодати,

Мы обыкновенно не бываем видимы многими,

Но одним тем, у которых очищено око души,

Мы являемся, как в зеркале;

Не очистившимся же ни Бог, ни мы

Не бываем видимы, и для них совершенно невероятно,

Чтобы мы когда-либо всецело соделались таковыми.

Ибо неверные – те, которые утверждаются

На одной вере без дел.

Если же пока не неверные, то совершенно мертвые,

Как показал Божественный Павел.

Не окажись же неверным, но скажи мне и мудро отвечай:

Что из этих двух предпочтешь ты:

Мертвую ли веру, лишенную дел,

Или неверие с делами веры?

Конечно, ты скажешь: какая польза дел

Без правой и совершенной веры?

А я напротив возражу тебе: какая непременно

Польза веры без дел? Итак, если ты желаешь познать то, о чем мы прежде сказали,

И сделаться Богом по благодати,

Не словом, не мнением, не мыслью,

Не одною только верою, лишенною дел,

Но опытом, делом и созерцанием

Умным, и таинственнейшим познанием;

То делай, что Христос тебе повелевает

И что Он ради тебя претерпел.

И тогда ты увидишь блистательнейший свет, явившийся

В совершенно просветленном воздухе души,

Невещественным образом ясно (увидишь) невещественную сущность,

Всю поистине проникающую сквозь все,

От нее же (души) – сквозь все тело, так как душа находится

Во всем (теле) и сама бестелесна;

И тело твое просияет, как и душа твоя.

Душа же с своей стороны, как воссиявшая благодать,

Будет блистать подобно Богу.

Если же ты не станешь подражать смирению,

Страданиям и поруганиям Создателя

И не пожелаешь претерпеть их,

То либо мысленно, лучше же чувственно

Ты (сам) остался, о безумие,

Во мраке и тартаре своей плоти,

Которая есть тление. Ибо что иное,

Как не смерть в бессмертном сосуде [быть]

Заключенным (в нем), конечно, на веки,

Лишаясь всех благ, которые во свете,

И самого света? я ведь не говорю уже

О предании огню и скрежету Зубов, и рыданию и червю,

Но (об одном) обитании в теле, как в бочке,

После воскресения, как и прежде этого,

И (чтобы) никуда ни вне не выглядывать,

Ни внутрь совершенно не воспринимать света,

Но лежать таким образом, лишаясь

Всех здешних наслаждений и будущих,

Как и прежде сказал я. Итак, скажи, слушатель, Говорящий: я не хочу быть

Внутри самого царствия,

Ни наслаждаться теми благами,

Но мне бы только быть вне мучения

И хотя бы не принять совершенно огненного испытания.

Какая тебе будет польза (от этого), как сказал я?

Отвечай мне, мудрейший, и скажи:

Полагаешь ли ты, что есть или будет

Другое большее наказание?

Да не будет; в самом деле, ты утверждаешь, что, будучи одним,

Ты и будешь тогда находиться в муках и мучиться.

Ведь если бы ты сказал, что и духовное тело

Тогда получишь, то разве может душа

Быть заключена в нем, как в бочке?

Послушай и поучись, как это будет.

Подобно тому как семя сеется по роду

Пшеницы, говорю тебе, ячменя и прочих (злаков),

И по роду опять дает и всход;

Так и тела умирающих

Падают в землю, какими случится им быть.

Души же, разрешившись от них,

В будущем воскресении мертвых

Каждая из них по достоинству находит

Покров полный света или тьмы.

Чистые и приобщившиеся света,

И возжегшие свои светильники

Будут, конечно, в невечернем свете;

Нечистые же, имеющие очи сердца

Слепыми и полными тьмы,

Как увидят Божественный свет?

Никоим образом – скажи. Итак, ответь мне,

Когда они (станут) просить по смерти, кто услышит их,

И отверзет им очи, увы мне,

Когда они добровольно не хотели прозреть

И возжечь душевный светильник?

Поэтому их ожидает беспросветная тьма.

Тела же, как сказали мы, равно

Тлеют и гниют и у святых, Но восстают, какими они посеяны.

Пшеница чистая, пшеница освященная –

Святые сосуды Святого Духа,

Так как они были наичистейшими,

То и восстают также прославленными,

Сияющими, блистающими, как Божественный свет.

Вселившись в них, души святых

Воссияют тогда светлее солнца,

И будут подобны Владыке,

Божественные законы Которого они сохранили.

(Тела) же грешных также восстают (такими),

Какими и они посеяны в землю:

Грязевидными, зловонными, полными гниения,

Сосудами оскверненными, плевелами зла,

Совершенно мрачными, как соделавшие дела тьмы

И бывшие орудиями всевозможного

Зла лукавого сеятеля.

Но и они восстают бессмертными

И духовными, однако подобными тьме.

Несчастные же души, соединившись с ними,

Будучи и сами мрачны и нечисты,

Сделаются подобными диаволу,

Как подражавшие делам его

И сохранившие его повеления.

С ним они и будут помещены в неугасимом огне,

Быв преданы тьме и тартару;

Лучше же они низведены будут

По достоинству, соразмерно тяжести

Грехов, которые каждый носит,

И там будут пребывать во веки веков.

Святые же напротив, как сказали мы,

Поднявшись каждый на крыльях (своих) добродетелей,

Взыдут в сретение Владыки,

И они каждый по достоинству:

Как кто предуготовил себя, конечно,

Так ближе или дальше и будет от Создателя,

И с Ним пребудет в бесконечные веки,

Играя и веселясь непостижимым веселием. Аминь.

— преподобный Симеон Новый Богослов