Рассказ «Монах Александр»
Рассказ Сергея Михайлова, основан на воспоминаниях о реальном человеке.
Этот человек занимал в моей жизни особое, исключительное, место. Он был, пожалуй, единственный находясь рядом с которым я чувствовал явное действие Святого Духа, но я не вступал с ним в продолжительные духовные беседы, как это бывает принято среди верующих. Всегда думал что успеем поговорить в следующую встречу. А потом он неожиданно уехал с Алтая и спустя пять лет почил, хотя не был старым.
Говорили мы мало ещё и потому что мой друг, покупавший ему продукты и просивший меня доставлять их отцу Александру, каждый раз напоминал мне перед уходом, чтобы я не приставал к монаху с вопросами.
— Все, что будет нужно, он тебе сам скажет.
Но отец Александр не говорил ничего о духовном. Он показывал место куда сложить принесенное. Почти без единого слова предлагал поесть и показывал место для ночлега. Он был монахом, не имевшим священного сана, но монашеского одеяния на нем и четок в его руках я не видел. На стенах не было икон. Свечей и керосиновой лампы не было и потому как только наступала темнота в охотничьем домике отца Александра активная жизнь прекращалась.
Если я шёл к нему (то перед перевалом — километра за четыре-пять до места его жительства), в мои чувства входил особый дух. Очень хотелось молиться и все те духовные и не духовные вопросы, что беспокоили мой ум прежде, куда-то сами собою исчезали. Я ещё не видел избушку отца Александра даже издали, но уже отдыхал душою. Отдыхал от суеты. Неведомым для меня образом освобождался от мешающих внутреннему покою мыслей и блаженствовал. Ум начинал думать лишь о молитве и возникало отчётливое чувство, что я входил в иной мир, в мир покаянного мысленного покоя.
Когда я видел его мне почему-то не хотелось ни о чем говорить с ним. Даже думать о чем-то постороннем не хотелось. Хотелось — лишь только молиться. Перед уходом вниз я записывал что нужно было принести в следующий месяц и на этом общение прекращалось.
О духовной жизни с монахом Александром мне довелось всерьёз поговорить лишь два раза. То что я услышал от него я не сразу смог ясно понять, а что-то и сейчас не вполне способен понимать правильно, но я опишу моё общение с ним так, как я его запомнил, стараясь от себя ничего не выдумывать.
Разговор начался так.
Я спросил его:
— Отец Александр, как научиться молитве?
Он взглянул на меня внимательно и быстро, немного помолчал и ответил:
— Если в молитве нет скорби о своих грехах — это не молитва. Даже если на один миг ты забудешь что ты грешник, твою молитву не примет Бог.
Он замолчал, но я видел что сказано не всё.
— Второе — нужна непрерывность молитвы и чтобы ты уставал от неё, — отец Александр вновь внимательно посмотрел на меня. — Даже когда справляешь нужду не прекращай молиться. Вот и всё: скорбь о грехах, непрестанность молитвы и усталость на молитве — этих трёх достаточно. Ну, а обо всем остальном, что ты когда-либо читал о молитве, можешь забыть, потому что оно лишнее.
Помню, как эмоционально возразил я ему:
— Сколько книг написано о молитве? Неужели они ненужны? А внимание на молитве? О важности внимания пишет святитель Игнатий и Иоанн Лествичник. Они же святые. Как их не слушать?
Отец Александр ответил не сразу.
— Скорбеть о грехах без внимания невозможно, а вот одно лишь внимание, без скорби о себе, сделает какого угодно человека гордым. Скорбь о грехах стократ нужнее внимания, — отец Александр немного помолчал. — Если не выработаешь в себе устойчивый навык скорбеть о своих грехах на каждой своей молитве, то лучше не начинай молиться. Молитва без скорби о себе не принесёт пользы.
Какое-то время мы молчали. Потом я спросил:
— Почему вы ушли из монастыря и пришли сюда?
Отец Александр (как мне показалось — с неохотой) ответил:
— В монастыре молиться сложнее, непрестанная молитва там почти никому не нужна.
— Не может быть! — возразил я ему. — Я жил в монастыре: там только и говорят что о молитве, о покаянии, о Боге.
— Духовное невозможно понять, — ответил отец Александр, — пока ум не научится молчать о нём.
— Почему? — искренне удивился я.
— Те кто много говорит о Боге, — отец Александр глубоко вздохнул, — не сможет научиться молитве. Истинное богословие — это не слова о Боге, но когда кто видит глубину греха своего.
Внутренне, помню, я не вполне согласился тогда с монахом, но раз уж беседа завязалась, то спросил его:
— Как правильнее читать слова молитв, произносить их в уме или проговаривать их шепотом?
— Читай сердцем.
— Святые отцы запрещают вход в сердце без духовного руководителя, — возразил я ему.
— И когда это русский монах не нарушал того, что заповедуют нам святые? — отец Александр искренне, даже как-то по-детски, улыбнулся. — Если будет жалеть о грехах своих, то можно читать молитвы сердцем, а если забудешь что ты грешен, то прельстишься и ни один духовник тебе не поможет.
— Я пробовал читать молитву сердцем, — сказал я, — но не получается. Вижу внутри себя темноту и слова внутри сердца не произносятся.
— Этого ни в коем случае нельзя делать! — покачал головой и даже несколько резко сказал отец Александр.
— Что нельзя делать? — не сразу понял я.
— Нельзя видеть внутри себя темноту.
— Почему?
— Понимаешь, Сергей, — ладонью руки он с силой потер себе висок, словно о чем-то усиленно думая, — видеть внутри себя темноту — это ложная духовность. На молитве ничего ненужно видеть: ни образов, ни темноты внутри себя, ни света от икон, ни из вне, ни от ближних.
— Почему? — я не мог понять, к чему он клонит.
— Наш ум находится в падении, — сказал отец Александр. — Темнота, свет, мысли, образы, озарения о Боге — это все от гордости. В этом нет смирения, нет простоты и нет любви.
— А в чем она — эта любовь? — с сомнением спросил я.
— В том, чтобы твоё сердце болело о твоих ближних, что бы ты с болью просил о них Бога.
На этом наша беседа с ним и закончилась.
В чем тогда прав был отец Александр, а в чем нет — не мне судить об этом, но одно мне запомнилось хорошо: ни с кем моя душа не чувствовала себя так спокойно умиротворенно и молитвенно, как рядом с ним.
Особо запомнились мне слова его о том что духовное нужно выстрадать. Он говорил что не книги спасают, не разговоры и не мысли о Боге, а если мы ежедневно трудимся ради Иисуса Христа.