Повествование оказалось бы слишком длинным, если бы мы пожелали коснуться всех сторон данного предмета, имеющих отношение к нашему старцу. Молитва была для старца бесконечной величиной, и в ней же состояла его главная отличительная черта. Ей он был предан всецело: всю свою жизнь, все свои желания и душевный подъем, все свое старание и стремление, все свое существо он обратил к добродетели молитвы. Что же скажем об этом мы, смиренные, убогие и бессильные по своему естеству и состоянию, как прикоснемся к описанию неприступных и непостижимых тайн, которые нам неведомы?

Мы наблюдали извне деятельную жизнь старца, видели, сколь немилосердно он относился к самому себе, и, естественно, это вызывало у нас любопытство. Но кто же мог бы увидеть и описать его внутренний мир, его неизреченные воздыхания и все иное, что приносил он днем и ночью Богу?

Обоснованные доводы могли заставить старца пойти на соответствующие уступки во всем, что касалось деятельной стороны его духовной жизни. Однако в отношении чина и устава молитвы никаких уступок быть не могло. Строгость и настойчивость старца в божественном деле молитвы свидетельствовали о высоте и широте его усердия. Очевидными были и соответствовавшие этому усердию результаты. По мнению отцов Церкви, наиболее явственным проявлением духовности человеческой души служит непрестанная молитва, которая является не результатом неких усилий, но постоянно сохраняющимся состоянием. Мы видели, что для нашего духоносного старца молитва была главной заботой и главной целью.

Воспитывая нас, приснопамятный старец неустанно демонстрировал ценность и богатство плодов, приносимых молитвой. Он часто подчеркивал: «Строгость в соблюдении этой заповеди и это усердие в молитве отверзут вам врата молитвы» или же: «Эта погрешность воспрепятствует вашей молитве».

В том, что старец особенно заботился о молитвенных упражнениях, можно удостовериться, ознакомившись с различными его письмами, которые опубликовал наш возлюбленный брат, игумен монастыря преподобного Филофея. Старец пишет одному молодому монаху: «Умная молитва является для меня тем же, чем для любого человека его ремесло, поскольку я занимаюсь ею тридцать шесть и более лет», то есть в течение всей своей монашеской жизни. Вдохновение, с каким блаженный старец описывает эту величайшую добродетель, говоря, во-первых, о начале молитвы и приводя затем подробное описание различных ее этапов и молитвенных состояний, вплоть до озарения и восхищения ума, к которым она приводит ревностно занимающихся ею, свидетельствует о степени его собственного, достигнутого по Божественной благодати преуспеяния и овладения таинствами и свойствами молитвы.

В другом письме, где старец описывает особенности молитвы, он, между прочим, отмечает: «Просвещение же сменяется прекращением молитвы и частыми созерцаниями, восхищением ума, успокоением чувств, недвижностью и крайним безмолвием членов, соединением Бога с человеком воедино». Старец постоянно находился в состоянии мира помыслов, встречи с иным воздухом, покоя и тишины членов, ощущения легкого дуновения, разливающегося благоухания, пресветлого, превосходящего всякую вещественность нетварного Света. Он часто употреблял эти выражения в беседе с нами. Кроме того, его отличительной чертой была способность с легкостью объяснить различные искушения на всем пути подвижничества, особенно деятельного. Это и было подтверждением и доказательством вечной силы святоотеческого предания, которое непрерывно и без искажений передается из поколения в поколение с первых веков христианства до наших дней.

Святоотеческий характер благодати истинной молитвы, свойственной старцу, подтверждался и тем, что он сострадал всем людям. Это чувство, как мы видели, он переживал явственно и почти непрерывно. Много раз мы замечали, что старец тихо погружается в себя, так что казалось, будто он находится далеко от нас. Тогда он изменялся в лице, тихо и печально вздыхал. «Старче, что случилось?» — спрашивали мы с юношеским любопытством. «Кто-то страждет, дети», — говорил он. Объяснение случившегося можно было узнать через несколько дней, когда мы получали письмо с описанием какого-либо несчастья. «Как это получается, старче, что те, кто молится больше, оказываются общительнее других?» Мы задавали этот вопрос, поскольку видели, что такие люди чувствуют каждого из своих ближних и действительно общаются с ними, несмотря на то, что сами, молясь, скрываются от всех и почти никому не известны. Тогда старец на своем языке разъяснял нам вселенский характер молитвы, которая является главнейшим носителем соборности. Посредством молитвы осуществляется совершеннейшее всеединство в Боге, когда все находит завершение в единении со Христом и богоообщении. Быть может, иной раз ему не хватало для выражения своих мыслей знания точных богословских определений, когда он говорил об известных ему по опыту вещах. Однако со свойственной ему свободой, порожденной его духовным опытом, он подробно объяснял нам смысл всего, что касается духовного подвига жизни по Боге вообще и молитвы в частности.

Он говорил нам: «Началом пути к чистой молитве является борьба со страстями. Пока страсти продолжают действовать, добиться преуспеяния в молитве невозможно. В ходе жестокой брани против страстей подвижник, даже сражаясь умело и усердно, может быть в некоторых случаях окраден страстями или из-за его неопытности и неизвестности этой брани, или из-за недостатка сил.

Однако когда нападение страстей происходит от небрежения иди от тщеславия, тогда присутвие благодати невозможно. В дальнейшем ум по мере своего избавления от страстей получает от благодати дерзновение и силу в брани против помыслов и с настойчивостью пребывает в молитве и вообще в созерцании Бога.

Все, что сказано до сих пор, старец считал вводными разделами, относящимися еще только к деятельной части подвижничества. Истинную молитву, или, вернее, созерцание, он относил, как совершенное Божие дарование к этапу очищения сердца, который следует за просвещением ума. Долговременное и непрестанное молитвенное сердечное внимание, хотя оно и является наиболее трудным из всех видов подвижничества, вызывает в сердце некое постоянно пребывающее чувство. Соответственно этому и ум, благодаря непрестанному плачу, приобретает свойственное своей природе просвещение, становясь «Христовым умом». Между тем ощущение присутствия и действия Божия приводит ничтожного и ограниченного человека в боголепное состояние. Лз рех: бози есте, и сынове Вышняго вси. И вследствие этого человек как мировое всеединство заключает в себе ближнего и общается с ним, «радуясь с радующимися и плача с плачущими», по выражению апостола.

Для достижения практических условий молитвы, к которой, особенно при отсутствии поддержки опытного наставника, побуждают все добрые жизненные правила, приснопамятный старец стремился к безмолвию, затворничеству, уединению и тому подобным вещам. Однако он не приписывал им конечного плода молитвенного делания. Сущность освящения, являющегося его целью, он видел в личной встрече человека с Богом и постоянном пребывании с Ним. Он говорил: «Человек, идущий к Богу посредством покорности и послушания Ему, соединенных с правой верой, достигает встречи с Ним и постоянного пребывания в Нем. Вот что является и зовется богословием».

Мы, недостойные, рассказывая на основании того, что слышали и видели на примере приснопамятного старца, о высоте и широте духовного совершенства во Христе, должны напомнить, что все это не так легко и не может быть отнесено к каждому человеку. Это стоит сказать, в частности, в связи с современной «модой» чрезмерно много говорить об умной молитве, нетварном Свете, обожении и т. п. Люди невежественные, непосвященные и не имеющие опыта христианской, отеческой веры и жизни, воображают нечто ложное, утверждаясь на голом умственном знании, а не на жизненном опыте. В действительности христианская духовная жизнь не имеет ничего общего ни с магией, ни с йогой, ни с иными внеили антихристианскими системами. Христианство заключается не в экспериментировании с телодвижениями и не в мечтательном интеллектуализме, приводящих к какому-то результату, то есть мечтанию или ложному ощущению, словно бы это и было созерцанием Бога. Бога нельзя созерцать издалека, Он обитает в очищенных душах и может быть воспринят через Его нетварные энергии.

Подлинный христианин прежде всего основывается на заповеди Христовой: «Возлюби Господа Бога Твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумениям твоим, и ближнего твоего, как самого себя». Вместе с тем, он всеми силами отвращается от главного зла и его отца — диавола, «совершенною ненавистею ненавидя их». Он устремляется душою и телом к практическому осуществлению заповедей. Если человек с великим смирением и страхом пребывает в этом исповедании, то он встречается с открывшимся Богом, по благодати Которого и смог совершить все это. «Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня; а кто любит Меня, тот возлюблен будет Отцом Моим; ... и Мы придем к нему и обитель у него сотворим», — сказал Господь. Это-то богообщение и испытывают истинно верующие, которые явственно чувствуют действие Божественной благодати, поскольку Бог, в Которого они веруют и Которому служат, живет и пребывает во всем их существе. Ибо сказано: «Вселюсь в них и буду ходить в них; и буду их Богом, и они будут Моим народом», а также: «И как жених радуется о невесте, так будет радоваться о тебе Бог твой». Мы сознательно сделали это небольшое отступление ради людей невнимательных и незнакомых с истинами веры, благодаря которой человека, правильно верующего и кающегося, посещает Божественная благодать. Благодать возводит его от смерти в жизнь и открывает ему все свои тайны, не просто давая возможность созерцать их, но сущностно преображая его от славы в славу, как от Господня Духа.

Исходным пунктом всего этого духовного богатства является покаяние, главным же источником действия покаяния является молитва. Вот что говорит в этой связи великий подвижник Макарий Египетский в своем слове о хранении сердца: «Глава всякой добродетели и вершина подвигов есть пребывание в молитве, посредством которой мы можем приобрести и прочие добродетели через каждодневное прошение Бога». Немного выше он отмечает: «Если бы мы не прервали труда молитвы и упования, то и не согрешили бы». А в слове о молитве он вновь указывает: «Делание молитвы и слова, исполняемое подобающим образом, совершает больше всякой добродетели и заповеди».

По природе своей молитва обладает невыразимым величием, и ее положение связующего звена между Богом и творениями заключает в себе неограниченные возможности. Недостает нам времени, чтобы повествовать об изменении Божественных советов и приговоров, отсрочке Божественных угроз, ускорении обетований, об облегчении бедствий, общем и частном спасении, о чем явственно свидетельствуют многие места Священного Писания. Молитва является якорем твердой надежды посреди общечеловеческого бедствия, и если ее слова замрут в человеческих устах, то сам собою наступит предел земной жизни и крушение общего зла, ибо тогда поистине времени уже не будет.

Старец характеризовал молитву как язык будущего века, но разве в веке нынешнем существует иной? Сколькими языками и диалектами пользуется человечество! Однако ни один из них не является истинным, поскольку не обладает знанием главной истины. Для чего же еще используются эти наречия, как не для выражения человеческих желаний и душевного расположения? Однако какое же иное желание или стремление будет столь же положительным, как Бог и вечность! И наиболее общее выражение их обоих заключено в любви к Богу и человеку, средством же и путем к ее достижению является молитва.

Возможно, кому-то это покажется чрезмерным, но, зная о важности этой величайшей добродетели как наилучшего средства духовного совершенствования и отдельных людей и всего человечества, мы обращаем на молитву особое внимание, поскольку веемы стремимся к совершенствованию и преуспеянию. В Моисеевой книге Исход описано общее уклонение израильского народа, результатом чего стал тот факт, что Божественное правосудие обрекло его на уничтожение, от которого его необыкновенным образом спасала молитва! Эта ситуация много раз повторялась в истории скитаний израильтян в пустыне, и всякий раз их спасала молитва пророка, даже и тогда, когда началось «поражение», которое должно было сокрушить непокорных.

Многие примеры из истории человечества убеждают нас в возможности спасения от близкой погибели с помощью молитвы добродетельных людей. Именно здесь проявляются два основных свойства разумных существ: молитва как свидетельство совершенства совершенных в Боге и любовь как сущность и природа этого совершенства.

Старец говорил нам, что в молящемся поистине открывается чувство любви к ближнему: «Когда благодать начнет действовать в душе молящегося, тогда умножается его любовь к Богу, так что он не в состоянии более выносить того, что чувствует. Затем обращается эта любовь к миру и человеку, которого подвижник любит до такой степени, что хотел бы взять на себя всю человеческую боль и все горе, лишь бы другие избавились от этого. И вообще, он сострадает всякой скорби и нужде, сострадает и бессловесным животный, так что даже плачет, видя их страдания! Таковы свойства любви, но приводит их в действие и вызывает их молитва. Потому и не перестают преуспевшие в молитве молиться о мире. От них зависит самое продолжение жизни, сколь бы поразительным и дерзновенным ни казалось это утверждение! Знайте, что когда их не станет, тогда наступит конец мира сего».

Бог, будучи самосущей и всеобъемлющей Любовью, передает часть Своей всеблагости Своим творениям как и в какой мере Сам пожелает. Как следствие этого, то же самое совершают и обоженные рабы Его, которые посредством своих молитвенных взываний и сами передают миру полученное благо. Следовательно, если любовь можно назвать телом, то его силою и действием будет молитва. Свидетельство этого заключается в том, что с помощью молитвы достигает величайших успехов исполнение заповеди любви в мировом масштабе, в то время как столь многие иные пути и способы оказываются здесь бесполезными.

Авва Варсануфий пишет, что три человека из числа его современников были в состоянии молитвою примирить враждующие народы и вообще удержать мир от разрушения. В других местах можно прочесть о том, как святые, молясь, отводили угрозы стихийных бедствий, голода и эпидемий болезней. Какой еще вид деятельной поддержки или личного служения мог бы принести целым народам и странам такую же пользу, как молитва? И разве распространенный обычай, когда люди просят других молиться о них, сам по себе не является свидетельством превосходства молитвы, приносящей величайший и верный успех?

Исходя из сказанного, нетрудно понять, почему молитва имеет вселенский характер. Только она в состоянии объять и заключить в себе удаленное и соединить разделенное. Только она связывает противостоящие друг другу члены, чтобы все люди смотрели друг на друга как на свои члены, даже если до этого жили в разделении. Вообще молитва о страдающих людях служит проявлением любви, равно как и молитва о просвещении заблудших и обращении их к покаянию и познанию Бога Молитва же за врагов является вершиной возможного совершенства созданий, чье «смертное поглощено жизнию»?. Молящиеся за врагов, пребывая обоженными, отражают в своем боговидном характере это боголепное свойство, так что молятся о том, чтобы, если возможно, быть отлученными от Христа ради сотворивших беззаконие братьев?. Таково было и последнее слово Господа нашего на Кресте, когда Он молился о распявших Его.

— преподобный Иосиф Исихаст