Давайте исследуем несколько простых предметов, без которых личность монаха не может преуспеть… сказать, что он не находится непрестанно под [пристальным] взглядом Бога, и что он не преисполнен Его даров? Итак, когда у меня нет радости, это значит, что я неблагодарен Первое это наша радость о Господе. Радость выражает нашу благодарность Богу. Ибо кто может Богу. Радость — это удобрение для земли, которое соделывает семя способным укорениться и произрасти. Иначе она принесет только плевелы. Мы теряем нашу радость из-за нашей собственной идеологии (мнения, точки зрения), наших собственных ожиданий, нашего вмешательства (любопытства) в дела других, и из-за наших беспорядочных отношений с нашим старцем. Наша радость также теряется из-за наших страстей. Впрочем, человек может быть страстным, но вверить (доверить их исцеление?) свои страсти Богу. Тогда у него нет никакой печали; но у него есть надежда. В общем, радость теряется, когда в нашу жизнь входит эгоизм. (стр. 445-446)^[1]

* * *

Далее, для того чтобы ученик сподобился встречи с Богом через старца, необходим второй ингредиент: трезвение. Трезвение — это прыжок от настоящей, фальшивой, обманчивой, мирской жизни к жизни истинной. Без трезвения, каким бы решительным ни был монах, он только обманывает себя. Трезвение (в основном ума, но также и сердца) поднимает человека над землей. Тот, кто идет по грязной тропе, наполняется грязью и соединяется с глиной в одно целое, тогда как тот, кто едет верхом на лошади, остается нетронутым ею и не претерпевает никаких изменений. То же самое происходит и с тем, кто обладает трезвением: он находится высоко и имеет высокий путь. Трезвение — это беззаботность по отношению ко всему. Меня не интересует то и это; меня не интересует, когда один человек уходит, когда другой ноет (жалуется, ропщет), почему кто-то не улыбнулся и т. д. Для этого требуется полное безразличие, невежество и равнодушие ко всему. Небольшой интерес сразу делает меня плотским человеком, идущим по грязи. Необходимо безразличие не только в мыслях, но и в делах и поступках. Например, ты видишь, как два посетителя входят в монастырь, и ты задаешься вопросом: “Кто эти два человека, которые вошли?” Какое тебе до этого дело? Ты что, привратник? И одной такой мысли достаточно, чтобы тебя низвергнуть (обратно) на грязную тропу, к мирской жизни. (стр. 447-448)

* * *

Другим (третьим) предметом, связанным с радостью и трезвением, является молитвенное правило. Для (духовного) человека это ежедневный праздник... Отцы-подвижники никогда не оставляли своего молитвенного правила, потому что это время особой борьбы с Богом (то есть не против Бога, разумеется, а за то, чтобы соединиться с Ним). В течение этого времени можно приобрести Бога или потерять Его.

Молитвенное правило — это метод, количество и качество бдения каждого монаха. Очевидно, речь идет не об обычных бдениях в церкви... Молитвенное правило — это бдение, которое мы совершаем каждый день в нашей келье; это костяк (костный мозг, сердцевина) нашего существования, самая утонченная (выжимки, сливки) и серьезная часть монашеской жизни. Оно показывает, имеем ли мы Бога или у нас Его нет, (или по крайней мере) есть ли у нас желание приобрести Его или нет.

Тот, кто не соблюдает молитвенного правила, несомненно, обманывает себя, если думает, что он имеет в себе Дух Святой. Святой Дух не действует и не говорит в нас, если у нас нет ночной жизни. И если у нас нет подходящих условий для ночной жизни, то пусть будет хотя бы желание и стремление создать такие условия, чтобы когда-нибудь мы достигли этой ночной жизни. Бог увидит наше желание и исполнит его.

Но когда мы должны исполнять наше молитвенное правило и когда мы должны отдыхать? Существует большое разнообразие в том, что касается отдыха. Многие святые отцы немного отдыхали утром, другие немного вечером, третьи спали только по часу в день. Одни спали по три часа, другие по шесть, третьи по семь, в соответствии с их личной выносливостью, образом жизни и воспитанием. Касательно же бдения несомненно лишь одно, что оно приносит просветление душе и соединяет ее с Богом. Во время бдения человек просветляется, его интеллект очищается, мысли уходят, и ум остается один, (благодаря чему) он становится способным летать и возноситься к Богу, наслаждаться Им, любить Его и (наконец-то) познакомиться с Ним. Ибо отныне Бог становится его Богом, а не каким-то неизвестным Богом. Разумеется, что каким бы неизвестным ни был (для нас) наш Бог, мы не оставим своего бдения. Мы будем уставать и будем страдать (умирать), (ради того) чтобы жить с Ним. (стр. 450-452)

* * *

Какова должна быть продолжительность нашего ежедневного бдения? Бдение должно продолжаться как можно дольше, но мы начинаем с одного часа, а затем переходим к двум, четырем, пяти часам. Это происходит естественно; ваше устроение меняется, и вы привыкаете к этому. (стр. 454)

* * *

Таким же образом может варьироваться и время, в которое мы совершаем наше бдение. Некоторые святые отцы предпочитали продолжать свой день бдением (то есть совершать его с вечера), а отдыхать в утренние часы. Другие же (которых было большинство) поступали наоборот. Они (сперва) отдыхали, а потом вставали свежими, чтобы совершить свое бдение. Другие немного спали, совершали бдение, и потом снова немного отдыхали. У каждого человека может быть свой путь. Как бы то ни было, что более подходит для нашего (монашеского, монастырского) образа жизни, так это предпочесть полночь или часы после полуночи для совершения нашего бдения. (стр. 455)

* * *

Один час молитвы ночью имеет больше силы, чем десять часов молитвы днем. Тот, кто не использует эти ночные часы, обычно проводит свои часы и дни очень непродуктивно. Ты спишь в полночь? Твоя жизнь всегда будет жизнью расслабленной, слабой. Все твое существо становится парализованным, если ночь не становится твоей собственностью, потому что тогда ты становишься неспособным к принятию Духа. Бог знает и признает (нашу) ночь (т.е. Он признает наше право ночной борьбы за то, чтобы соединиться с Ним), но (такая, божественная) “ночь” означает постоянное бодрствование по ночам. Будь ты в своей келье или вне монастыря, ночью ты должен предстоять перед Богом. Знай, что это время принадлежит Ему. Это время, когда ты будешь бороться и встретишься лицом к лицу с Богом. И Бог должен стать твоим Богом. Это время твоей собственной лестницы (Иакова). (стр. 455-456)

* * *

Как же мы должны предстоять перед Богом? Прежде всего, мы стоим в простоте, как Его дети. Наше бдение — это время нашей любви к Богу. Точно так же, как у людей в мире есть часы, когда они хотят любить и быть любимыми, точно так же у нас есть часы, которые мы проживаем с нашим возлюбленным Христом, часы, когда мы ждем Его, и Он ждет нас; когда мы пытаемся выразить нашу любовь таким образом, чтобы Он оценил (принял) ее. Если ты принесешь мне конфету, то завоюешь мое сердце. Вы завоевываете сердце какого-то другого человека, принося ему книгу. Если вы принесете ему конфету (вместо книги), вы потерпите неудачу. То же самое и с Богом. Он хочет, чтобы вы принесли Ему дары и подарки приличные Ему, такие, которые Он ценит. (стр. 458-459)

* * *

Первое, чего я должен достигнуть в своем бдении после пробуждения, это проснуться. Как же я проснусь? Одни делают земные поклоны, другие промывают водой лицо и глаза, а третьи ходят вокруг своей кельи внутри монастыря или в горах, если это отшельник. (стр. 459)

Но (во-вторых), как и где я должен сидеть (имеется в виду совершение Иисусовой Молитвы по четкам сидя)? Предпочитаю ли я сидеть в кресле? Можно и в кресле. Но что если от сидения в кресле меня клонит в сон? Тогда я буду сидеть на стуле, или на скамеечке, или на своей низкой деревянной кровати. Кроме того, я могу сидеть на табуретке с тремя ножками, так что если я засну, то упаду и проснусь. Я могу сидеть так, как захочу, только бы я оставался спокоен. Ибо когда я спокоен, я контролирую свое дыхание, биение своего сердца, свой дух, я контролирую все. Тогда я могу сказать: ”Приди, мой Бог", и я замечу это (пришествие). Но когда мое сердце бьется неровно, когда мое дыхание прерывисто, когда во мне есть сильное своеволие, как я смогу заметить Бога? ... Поэтому мне нужен покой, отдых—не столько физический, сколько духовный. Достаточный сон и пребывание в состоянии покоя — это (необходимые) приготовления (к бдению).

В-третьих, я буду стремиться к тому, чтобы иметь сокрушенное сердце и к поклонам, (которые помогают его приобрести). Только "сердце сокрушенное и смиренное Бог не уничижит" (Пс. 50: 19). И напротив, когда я обращаю внимание на свою добродетель, свои дары, свою святость, когда я ищу от Бога божественного просветления, когда я ищу от Него, чтобы я тоже стал великим, тогда я не смогу иметь сокрушения в сердце. (стр. 461)

* * *

Сокрушение сердца может быть достигнуто также через мое (внутреннее) устроение и с определенными мыслями, которые я буду иметь о Боге или о чем-либо еще. (Однако), все это, конечно, лишь вводные упражнения. Я также могу преклонить колени перед Богом и умолять его простить (те) мои грехи, о которых я, вероятно, не знаю. Я не представляю (не воображаю в) себе этого, но я знаю, что я грешник. Затем я делаю поклоны... Количество поклонов — это вопрос (богослужебного) времени года, здоровья, места. Во всяком случае, они важны, как свидетельствует личный опыт Отцов Церкви и наши книги. (стр. 462)

* * *

Чтобы помочь нашему сердцу и уму раскаяться, мы стараемся создать атмосферу серьезности, величественности (момента предстояния Богу) и сокрушения. В это время, и особенно в самые возвышенные и прекрасные моменты, если что-то приходит на ум, не записывайте это; позвольте этому пройти (мимо). (стр. 463)

* * *

Я ищу сокрушения сердца и поклонов не как магического средства, а как того, что мне необходимо. Бог не нуждается в (моем) сокрушении. Богу не нужны ни мои добродетели, ни мои пороки, ни даже сокрушения моего сердца. Я - тот, кто нуждается в сокрушении (покаянии), для того чтобы иметь возможность предстоять перед Ним. (стр. 465-466)

* * *

После сокрушения сердца и покаяния приходит чистота жизни, благодаря которой мы соделываемся способными видеть Бога... Под термином "чистота" мы подразумеваем чистоту от греха и прежде всего чистоту ума. Особенно на этой стадии мы не должны позволять своему уму быть занятым чем-то еще, кроме молитвы. Когда вы совершаете свое бдение, может прийти очень прекрасная (возвышенная) мысль. Гони ее прочь. К вам может прийти воспоминание о любви Бога, который был распят за вас. (Даже) мысли о Кресте держите подальше от себя в это время. Вам ничего не нужно. Единственное, что вам нужно, — это чистота, то есть очищение (пустота) ума от всего, и от хорошего, и от плохого. У вас может возникнуть желание сказать: "мой возлюбленный Бог, пусть я буду мертв и опустошен ради Тебя.” Нет, ничего подобного (мыслить не надо). В это время ум должен оставаться безвидным, пустым; он должен быть освобожден от всего, чтобы вы могли наполнить его Иисусовой молитвой или другими короткими молитвами святых. Если мы не можем постоянно совершать умную молитву, то можно заполнить наше время многими молитвами. Конечно, умная молитва - это та молитва, которая является самой желательной, самой краткой, самой решительной, самой плодотворной и самой приятной для Христа. Чистота ума является основной предпосылкой (началом) для того, чтобы впоследствии мы смогли приобрести чистоту от страстей в глубине нашей души. (стр. 466-467)

Итак, мы стремимся опустошить свой ум и наполнить его словами, которые мы говорим Богу. Наш ум обращается только к словам и их значению. (стр. 467)

Но в то же время мы будем искать у Бога (радость), чтобы в нашем сердце была радость; мы ищем эту радость как свидетельство Его присутствия и любви. Мы имеем право искать этого. Когда мы не знаем Бога и живем без Него, наша жизнь так тяжела и сурова, что нам нужно что-то, что сделает нашу жизнь легче, а нашу молитву эфирной (невесомой), чтобы она могла легче вознестись. И мы можем достичь этого посредством радости. Радость — это праздник сердца, переживание, отдохновение и наслаждение ума, опыт души, то, что остается с нами в жизни. Радость дает нам великую смелость, рвение и счастье начать наше бдение; она дает нам желание исполнять наше бдение и увеличивать его. Но что, если наше бдение так же тяжело, как умирание, так же темно, как чернота ночи, и так же тяжело, как самое тяжелое облако, которое может упасть на нас? Тогда что нам делать? Тогда будем плакать, будем трудиться, будем молить Бога и угрожать Ему, чтобы он дал нам радость. Мы не прекратим нашего бдения; мы сделаем его приношением нашего сердца, как подвиг, как жертву. (стр. 468)

В нашем бдении нам нужно еще кое-что: пылающий огонь. Это не то, что мы можем получить посредством наших собственных усилий; только Бог может дать нам этот огонь. Бог есть Тот, кто "соделывает служителей своих пламенем огненным" (Пс. 103:4). Пламя — это огонь, который разгорается внутри нас, желание бодрствовать (совершать наше бдение), наше возвышение (над всем земным), наш полет; огонь. который заставляет нас не только претерпевать в нашем бдении, но даже возжигает в нас желание продлить его. Может пройти два, три, семь, пятнадцать часов, а мы будем думать, что прошло всего пять минут. Приходит время остановиться, поскольку этого требуют наши обязанности, и нам больно прекращать наше бдение.

И когда Бог превращает нас в огонь во время бдения, постепенно вся наша жизнь становится огненной. Подобно тому, как пальцы святых могли зажигать свечи, и их свет возносился до небес, наше собственное существо также может стать чем-то подобным этому. Без огня космический корабль не способен полететь на луну, так как же я думаю вознестись на небеса без огня?

Итак, будем молить Бога сделать пламенными нашу молитву, наши восхождения, наше бдение, крики наших сердец, наши поклоны, наши труды, нашу аскезу, всю нашу жизнь. (стр. 469-470)

Через сокрушение сердца, поклоны, чистоту ума, с помощью которой мы видим Бога, с радостью и пламенным огнем (который необходим нам для перехода в другую жизнь), наше бдение, наша молитва, наша келья, наша душа становятся плодотворным местом, где можно найти Бога и обнять его. И (тогда этот) Земледелец - Бог - сможет возделать наше сердце. (стр. 470)

Когда в распоряжении человека есть много часов для бдения, он может также использовать их для рукоделия—плести четки или делать что-то еще. Когда часы бесчисленны, он может даже украсить время письменной работой, которая не отвлекает его (от божественного), но является перерывом (в молитве), с осознанием того, что он имеет Бога перед собой, и он пишет или делает какую-то конкретную работу. Я священник? Я занимаюсь своей пастырской работой или изучаю церковные каноны. Я ученик? Я делаю что-то, связанное с моими обязанностями послушания, или читаю богословскую книгу. (стр. 476)

Я могу также прочитать некоторые церковные службы... Так что я могу читать, молиться, заниматься рукоделием и обогащать свое время, (с одним условием:), не прерывать свое предстояние перед Богом. (стр. 477-478)

– архимандрит Эмилиан (Вафидис)

---

1. Номера страниц относятся к публикации: ΝΗΠΤΙΚΗ ΖΩΗ ΚΑΙ ΑΣΚΗΤΙΚΟΙ ΚΑΝΟΝΕΣ. ↩︎